Мэтт Рубинштейн - После дождичка в четверг

— Похоже на письмо, — сказал Джек.

— Да. Дайте-ка посмотреть…

Эш мог бы прочитать текст прямо сейчас, но Джек инстинктивно сунул письмо в карман — Эшу-цинику он доверял куда больше, чем Эшу-энтузиасту. Хотелось разобраться с письмом самостоятельно.

— Нет-нет. Ничего особенного.

— Не хотите, чтобы я его датировал?

— В этом нет необходимости. Простите, но мне нужно идти.

Эш странно взглянул на него:

— Что ж… Увидимся в выходные.

Джек сунул манускрипт в сумку и взял протянутую Эшем визитку с изображением глаза и лупы. Направляясь к посту охраны, он подумал, что ровный свет, больничная чистота и беспощадное отношение к секретам не подходят для древней книги. Джек собирался до всего докопаться сам.

Пот заливал глаза, когда он сел в машину и развернул листок. В верхнем левом углу, судя по всему, адрес. Текст расплывался, и Джек понял, что нужно успокоиться. Взгляд уловил повторяющееся сочетание букв. Имя? Бр… бра… брат. Письмо было адресовано некоему «брату» — монаху. И этого оказалось достаточно. Джек начал читать:

«Брату Констану,

орден Саула и Святого Павла, Лендс-Энд,

28 февраля 1781 года.

Дорогой брат Констан!

Хотя я и не удостоен высокой чести быть с вами знакомым, повсюду известна ваша репутация высокообразованного человека, который, несомненно, затмит своего покорного слугу во всех отношениях, за исключением возраста. Поэтому я взял на себя смелость представить вашему вниманию манускрипт, который я приобрел на аукционе у мистера Бейкера пятнадцать лет назад за крупную сумму. В описании этот манускрипт был назван алхимическим текстом или же хрониками Атлантиды.

С самого начала сей документ как будто очаровал меня своим великолепным исполнением; я восхищался энтузиастом, создавшим его, но очарование вскоре угасло и продолжает угасать, ибо я не знаю (хотя и должен) его истинного значения и природы. Манускрипт подобен прекрасной церкви или дворцу, которыми можно восхищаться годами, до тех пор, пока кто-либо не задумается о том, какие сокровища лежат внутри; и теперь, задумавшись об этом, я не в силах более наслаждаться обладанием, пока манускрипт не будет переведен.

В попытках перевести его я провел много лет, испробовал много различных способов, а именно: книги на разных языках, математические таблицы, каббалистические знаки, тайнопись и так далее; также я показывал манускрипт некоторым моим коллегам, и все они проникались внезапной и сильной скорбью. К письму я прилагаю этот в высшей степени странный документ и надеюсь, что вы преуспеете там, где все остальные потерпели поражение, и что я избавлюсь наконец от своего наваждения.

С глубочайшим уважением к вам,

Это было удивительно — еще не устоявшаяся орфография, восхищение при описании манускрипта, тайны алхимиков, сокровища Атлантиды и некий человек, долгие годы пытавшийся расшифровать текст. Самое главное, у монаха появилось имя — брат Констан. Переводчик, коллега Джека. Постоянный в изменяющемся мире. Он получил манускрипт в 1781-м, через четыре года после того, как начал переводить Библию, и эта рукопись вынудила его свернуть с избранного пути. Монах перевез ее из Корнуолла в Сидней, засел с ней в склепе, а потом спрятал под камень — но зачем? Чтобы скрыть навеки, уберечь мир от ее секретов, от «внезапной скорби»? Или чтобы дождаться преемника? Если Фрэнк не сумел разгадать тайну, это должен сделать он, Джек. Он перечитал письмо, надеясь отыскать подсказку. Он непременно что-нибудь найдет. Он уже знает, откуда у брата Констана появился манускрипт и где его взял Джон Джонсон.

Компания Сэмюела Бейкера по-прежнему продавала с аукциона книги, почти три столетия спустя. Скромная комната в Ковент-Гардене превратилась в сеть, охватывающую весь мир. Из Лаборатории Джек поехал в местное отделение фирмы Бейкера — длинное синего цвета здание в центре города, построенное примерно сто лет назад, но казавшееся значительно старше из-за скрипучих дубовых полов и застарелого запаха табака, въевшегося в лестничные перила. Суровые аукционисты взирали на Джека с полотен, пока он рылся в старых каталогах 1760-х годов.

Афиши и рекламные листки разворачивали перед ним удивительную панораму лондонских аукционов восемнадцатого века. «Кто больше?» Любопытные сочинения по теологии, истории, физике, математике; путевые дневники, труды по географии; сборники стихов в изящных переплетах, по большей части из юфти, с позолоченными корешками; засаленные оригиналы и чистенькие факсимиле, фолио и децимо. «О том, как правильно носить головные уборы», «Разговоры с низшими», «Диагностика и лечение истерии у женщин»…

Господи, сколько же книг было собрано и написано в те давно минувшие дни! Наряду со специальными хранилищами существуют и частные коллекции. Да у самого Джека никак не меньше сотни раритетов, не говоря уже о просто старых, полузабытых книгах. У Бет целые ящики книг, которые на аукционе, наверное, продали бы на вес. Интересно, существуют ли книжные свалки и книжные кладбища, или они просто от старости превращаются в пыль? Разные мысли приходили в голову, пока в поисках нужной страницы Джек листал каталоги.

Он прочел, что ценная библиотека мистера Йена Рейнольдса (позже банкрота) была целиком продана мистером Сэмюелом Бейкером в аукционном зале на Йорк-стрит в 1763 году. Большая часть книг, видимо, не представляла особой ценности и удостоилась лишь краткого описания; некоторым уделили чуть больше внимания благодаря их редкости или красоте переплета. И наконец:

«Лот 105. Анонимный манускрипт, пергамент. Триста страниц формата фолио. Написан превосходным почерком; на языке, по всей видимости, уникальном — возможно, на «праязыке» или алхимической тайнописи. Приобретен у одного из основателей лондонского Королевского научного общества».

Джек уставился на описание. Был ли это манускрипт, приобретенный Джоном Джонсоном? Тот самый, что лежит сейчас в его сумке? Объем и материал совпадают, не говоря уж об уникальном языке. Джек снова перечитал абзац. Манускрипт был старше Джонсона и брата Констана, значительно старше Фрэнка. Он не знал, что такое «праязык» и алхимическая тайнопись, как не знал и о Королевском научном обществе, ничего, кроме того, что оно существовало. И это позволяло Джеку сделать следующий шаг.

Он вернулся в церковь и обнаружил Бет лежащей на скамье прямо на голых досках. Сумрак помещения рассеивали несколько торшеров. На полу рядом со скамейкой стояла батарея из шести бутылок вина, открытых и початых, а на груди у Бет — бокал.

— Прости, что опоздал, — сказал Джек.

Она улыбнулась:

— Я спустилась в погреб и вдруг почувствовала, что мне хочется выпить, только никак не могла определить, чего именно. Наверное, не надо было открывать столько бутылок.