Ирина Глебова - Выстрел в мансарде

Но Дмитрий вдруг зло вскочил на ноги:

– Нет, я не верю, не могла она из-за этого!..

Коля поймал его за руку, снова притянул на траву:

– Напрасно, дружочек, не веришь. Любовь такая тяжкая бывает, сам не знаешь, что готов сделать, чтоб ее унять.

Митя, все еще не переборов своей внезапной злости, спросил иронически:

– Это что же, ты сам на себе испытал?

И испугался тому, как вдруг посуровел у Николая взгляд, вмиг затвердели губы.

– Нет, Митенька, не сам. А вот расскажу тебе... Только пойдем отсюда. Глянь, солнце как стало, тени совсем нет.

И впрямь, солнце нависало прямо над головой, палило, и даже кружевная тень от старой яблони не спасала.

– За корпусом есть славные навесы, – сказал Николай.

– Да там небось людей полно, – усомнился Митя.

– Наоборот, сейчас там пусто, смотри-ка. – И Кожевников показал на вереницы обитателей лазарета, потянувшихся ко входу. – Обед, – объяснил он.

– Так и тебе, верно, пора.

– Э-э нет, я лучше с тобой побуду. А потом повара накормят прямо на кухне, и даже еще лучше.

Митя поверил: он знал, что Николая здесь любят. Они пришли к длинным навесам-аллеям, увитым по бокам и сверху диким виноградом. Там стояли скамейки, было очень славно и в самом деле пусто. Только в другом конце аллеи женщина и девушка, разложив на лавке пакеты со снедью, кормили молоденького раненого бойца.

Ребята присели. Митя чувствовал, что Николаю трудно начать. Но вот тот выдохнул:

– Ну ладно. Значит, был у меня браток родной, старше на пять лет. Павлуша. Я пацан еще, а ему восемнадцать. Охотник наилучший в округе, на лыжах ходок – никто с ним не сравнится. На медведя разок пошел ради развлечения с одним ножом, и ничего – приволок шкуру. И сам собою-то хорош. Я вот на него вроде похож, да куда мне!

Митя усмехнулся: был Николай, по его мнению, красавец. Русая волнистая копна волос, синие глаза, ямочка на подбородке, улыбка – загляденье! А Кожевников продолжал:

– Девушка у него была – Настенька. Я тогда не шибко в девках разбирался, но казалось мне, что Павлуша мог бы и получше сыскать. Они встречались не тайно, но и не так напоказ, как другие, когда женихаются. Паша-то говорил: «Женюсь только на Насте!» Но тут была закавыка. Семьи наши не ладили меж собою.

– Ромео и Джульетта! – сорвалось у Дмитрия. Но Коля не обиделся.

– Во-во! – сказал он. – Я уже такое слыхал. Принес почитать бы, что ли...

– Принесу, – заверил Митя. – Рассказывай дальше.

У него уже появилось предчувствие, что история эта плохо кончится.

– У отца моего лесоповал, лесосплав, лесозавод, да и не один – все под ним. Когда-то давно он у соседа нашего забрал лесопилку. Тот вошел в долги, вот батя и купил ее почти задарма. С тех пор сосед на него в большой обиде. Хотя так и не ссорились на людях, но друг о друге доброго слова не говорили. Вот Настасья дочкой того соседа и была. А он заявил: «За Пашку Кожевникова дочь не выдам, хоть умри!» Он потом из долгов вылез, на ноги стал, хотя и победнее нас был куда! Но гордый. Как сказал, так и сделал, и той же осенью – мне четырнадцать было – выдал Настю замуж за одного там, из купцов. С того часу Паша наш стал прямо не жилец на белом свете. Все, что ни делает, – словно не понимает зачем. Молчит. Спросишь что – десять раз повторить надо, и все равно ответит невпопад. Пойдем белку бить или соболя, у него лыжня вихляет, как у пьяного. «Бей, – кричу, – Пашка, бей!» Он палит мимо, лишь бы я отстал. Вроде совсем ему неинтересно стало ничего делать. Мы с батей и маманею переживаем, понимаем, что с ним, но надеемся: время пройдет, успокоится, забудет, а там и полюбит кого, девчонки-то на него заглядываются. Да и Настя уже в положении, родит ребеночка, он на нее и совсем смотреть не станет...

– Не так вышло? – осторожно спросил Дмитрий, чтоб перебить тягостную паузу.

– Не так, Митя. Родила она летом. Мы все дома были, вечеряли, как сестренка моя Маруська, малявочка семилетняя, прибегает и весело так сообщает: «А Настька-то соседская сейчас мальчишку родила!» Паша наш с лица сошел, ложку положил, говорит: «Батя, пойду покурю». Пошел и повесился в сарае.

Коля вдруг всхлипнул, ткнулся в кулаки лбом. Дмитрий молчал, пока тот сам себя не переборол, не поднял голову, неловко улыбнулся:

– А я вот в Америку решил сбежать от любви.

– Это как же так? – Митя искренне удивился. – Ты же ведь за призом пошел?

– Да все к случаю пришлось, знаешь ли. Конечно, мир очень хотелось посмотреть. Но ведь и от Даренки подальше надо было уйти, а то ведь чувствовал, все больше меня к ней тянуть стало.

– Ну и что! Коля, вот ты чудак! Судьба твоего брата – редкость. У тебя могло бы все хорошо сложиться.

– Да ведь она, Дашутка, из того же рода, из Клыковых!

Парни надолго замолчали. Потом Николай расправил плечи и левым двинул легонько Митю.

– Нагнал я на тебя тоску, мало было своей. Но я вот что хотел сказать: от любви чего ни сделаешь.

– Нет, Коля, нет! Я не верю, что там была большая любовь!

– Значит, все же, думаешь, поручик ее убил? – посмотрел пытливо Кожевников. – Не своей рукой, конечно, а как бы подтолкнул? Да, кое-какие фактики на такой оборот намекают. Верно... Но ведь, друг Митяй, убить – тоже дело непростое. Да еще молодую женщину! Что же за негодяй должен быть этот поручик! Да и повод нужен.

– Ах, Коля! – Дмитрий горько улыбнулся. – Ты не искушенный в криминалистике человек. А то бы знал, какие подчас ничтожные поводы и мелочные интересы ставятся превыше человеческой жизни! Именно женской, и не одной.

– Так ты расскажи мне! – У Николая даже глаза загорелись. – Вас там в университетах учат, а мне, знаешь, это тоже очень интересно. Я ведь любопытный, страсть. Вот и в Америку... Не только, конечно, от любви спасался, а из любопытства тоже: что за страна, какие там люди?

Митя засмеялся:

– Это точнее будет! А то... «от любви убегал»!

– Так расскажешь? Что-нибудь из самых последних случаев?

– Есть одна история. В прошлом году ее раскрыли, хотя тянулась четыре года. Один мерзавец четырех женщин убил, да так необычно... – Митя помолчал интригующе. – Но это длинный рассказ. А как же твой обед?

– Говорю же тебе, голодным меня не оставят! Рассказывай.

– Ладно. События эти происходили в Англии, а расследовал их инспектор Скотленд-Ярда – это английский столичный департамент полиции. Имя инспектора Артур Фаулер Нил...

В один январский вечер 1915 года инспектор Артур Фаулер Нил просматривал сообщения, которые ежевечерне поступали из центрального диспетчерского пункта на полицейские посты Лондона. Среди сообщений попался листок с надписью: «Подозрительные случаи смерти. К вашему сведению». К нему было прикреплено несколько газетных вырезок. В одной, из популярного еженедельника, говорилось: «Коронером в Изленгтоне сегодня расследовались особенно печальные обстоятельства, приведшие к смерти тридцативосьмилетней Маргарет Элизабет Ллойд из Холоуэя. Ее супруг заявил, что они собирались поехать в Бат, но после прибытия в Лондон его жена пожаловалась на головную боль... Он повез ее к врачу. На следующий день она с утра чувствовала себя лучше. Муж отправился на прогулку. Он был уверен, что по возвращении застанет ее дома. Не обнаружив там никого, он осведомился у квартирной хозяйки, где его жена. Вдвоем они направились в ванную комнату, где было совершенно темно. Он зажег газовый свет и увидел свою жену, лежащую в ванне, на три четверти заполненной водой... Она не дышала... Доктор Бэйтиз, врач, лечивший умершую, пояснил, что смерть произошла от утопления. Женщина болела гриппом. Грипп и воздействие горячей ванны, вероятно, привели к обмороку...»