Сара Дюнан - В компании куртизанок

Мой старик притворился возмущенным, когда я впервые спросил его, куда здесь ходят, однако быстро нашелся с ответом. В глубине закоулков порок разрастается, словно плесень, и, если бы старика так не заботила чистота души, я ознакомил бы его с последней разновидностью разврата — с улицей сисек, где женщины, грубо подражая богачкам, усаживаются на подоконники верхних окон голые по пояс и болтают ногами, давая прохожим заглянуть к ним под юбки. Впрочем, даже в этом вопиющем бесстыдстве присутствует свой умысел. Как рассказывает Мерагоза, оскаливаясь в щербатой ухмылке, новшество придумало само правительство, которому все большую тревогу внушали известия о молодых мужчинах, ублажавших друг друга в темных переулках, вместо того, чтобы грешить тем способом, который замыслил для них Господь.

Но чистоте Венеции угрожают не только содомиты. В те долгие темные ночи, когда мы отсиживались в лесах под Римом, моя госпожа разгоняла мою тоску, повествуя о богатстве, какое можно нажить в ее родном городе, и так я узнал, что Венеция обещает немалую поживу, если только проложить путь к знатным обладателям кошельков. Это тот простой случай, когда правила арифметики одерживают верх над правилами нравственности. Если патриции, чьи имена вписаны в «Золотую книгу», хотят сохранить свое богатство в целости, им нужно ограничивать число браков. Большое количество дочерей, нуждающихся в щедром приданом, и сыновей, которым нужно выделить часть семейного состояния, — катастрофа для отцов. И вот, во имя целостности наследия, монастыри Венеции переполнены знатными женщинами, а палаццо вельмож холостяками — мужчинами, с малолетства привыкшими к утонченной жизни и потому ищущими для услужения и услаждения подруг с таким же утонченным вкусом, однако с вольными взглядами на мораль.

И тут на сцену выходит куртизанка.

А поскольку Венеция — самый удачливый торговый город во всем христианском мире, спрос и предложение находятся в поразительной гармонии. Подобно тому как во Дворце дожей хранится «Золотая книга родословий», существует и другая книга — куда менее пристойная, — где содержится подобный перечень горожан совсем иного рода. Постыдная слава этой книги столь велика, что даже я, ничего не знавший о Венеции, кроме того, что это могущественная республика, которая построена на воде и которая сражалась с турками за владычество над восточными морями, слышал про нее еще до нашего приезда. А известна она, потому что это «Реестр куртизанок» — список имен самых красивых, самых образованных и самых желанных женщин города, причем напротив каждого имени оставлено пустое пространство, где клиенты красавиц могут записать или прочесть описания, цены и даже суждения относительно запрашиваемой платы.

Единственный вопрос: как попасть в этот реестр? Как куртизанке, которая хочет, чтобы ее заметили, заявить о себе в городе, где демонстрация роскоши на людях считается не столько знаком успеха, сколько проявлением бесстыдства? Ответ прост. Поскольку ни один уважающий себя купец не приобретает вещи, не увидев ее, то существуют общественные места, куда продавцы ходят выкликать и показывать свой товар. И тут, при всех торжественных заявлениях о своей чистоте, Венеция оказывается ничуть не более добродетельной и не менее изобретательной, нежели сам Вечный город.

Ибо куртизанки, как и все остальные горожане, ходят в церковь.

Мы заняли места — порознь — в середине, где народу больше всего: отсюда нам видны сидящие впереди, а мы им — нет. Потому что мы здесь не затем, чтобы нас видели. Напротив, до тех пор, пока у нас нет приличной одежды и дома, обставленного для приема гостей, нам следует держаться в тени. По-моему, так ей лучше было бы и вовсе сюда не ходить. Я сам по себе достаточно заметен, а если нас увидят вместе, то непременно запомнят. Впрочем, голова и лицо у нее тщательно закрыты, хотя стараниями Коряги к ней уже вернулась часть ее прежних чар, и она способна удержать взгляд любого мужчины, на которого сама пожелает взглянуть, а поскольку она и сама это понимает, то ей трудно устоять перед искушением. Я препирался с ней до хрипоты. Но она слишком долго просидела взаперти, в комнате, пропитавшейся отвратительным запахом колдовских снадобий для ее волос, к тому же к ней возвратилась былая уверенность в себе, и она не в силах больше довольствоваться моими словесными донесениями.

— Бучино, из всех мужчин, каких я знаю, ты ближе всего стоишь к женщинам, но даже ты не способен судить о моих соперницах так, как я. Вдобавок ты так мал, что ничего толком не разглядишь из-за спинок скамей, а значит, многое упустишь из этого зрелища. Пришла пора и мне там побывать. В следующий раз отправимся вместе.

Мы выбрали церковь Санти-Джованни-э-Паоло, которую венецианцы называют Сан-Дзаниполо: у них в запасе больше прозвищ для своих зданий, чем у старух — ласковых кличек для комнатных собачонок. Там меньше золота и святых мощей, чем в Сан-Марко, а внутри дух не захватывает так, как в огромном сводчатом нефе Санта-Марии-деи-Фрари. Зато церковь эта большая — одна из самых больших во всем городе — и величественная. Там погребено более десятка дожей, и самые знатные и богатые горожане стекаются туда к мессе; еще и из-за того, помимо всего прочего, что рядом с церковью находится красивая и просторная площадь, где после мессы собираются и прогуливаются прихожане, выставляя напоказ как новый покрой своего платья, так и свою набожность.

Сегодня праздничный день, на улицах царит оживленное веселье. Мы приходим пораньше, а потом наблюдаем за тем, как стекается паства. По каменному полу стучат деревянные каблуки, над ним шуршат шелка юбок. Разумеется, не все женщины — профессионалки. В городе, где женщины живут затворницами, большая церковь служит еще и своего рода рыночной площадью, на которой ведется молчаливая торговля будущими невестами, а потому даже девушкам из самых почтенных семейств позволяется наряжаться чуть смелее, чем следовало бы. Однако любой мужчина, у которого глаза на месте, почти сразу отличает одних от других.

Если верить моей госпоже, главный фокус в том, чтобы правильно войти. Она говорит, что настоящую куртизанку сразу можно узнать по тому, как она входит в помещение. В приличную церковь на воскресную службу обычно приходит четыреста — пятьсот мужчин, и, я ручаюсь, шестьдесят или семьдесят из них поглощены женщинами не меньше, чем молитвами, хотя некоторые из них, быть может, даже не отдают себе в этом отчета. Вот почему лучшие куртизанки наряжаются, учитывая не только зрителей, но и выбранное помещение. Входя в церковь, нужно дать возможность мужчинам рассмотреть себя, чтобы потом они знали, где тебя искать взглядом во время службы.