Лора Роулэнд - Синдзю

Ито слушал не перебивая. Когда Сано закончил говорить, он спросил:

— Что вы собираетесь делать?

— Не знаю, — признался Сано. — Я думал, вы поможете мне принять решение.

— Ясно. А почему вы хотите получить именно мой совет?

— Потому что вы побывали в похожей ситуации. И еще потому, что я ценю ваше мнение.

Минуту Ито молча смотрел на гостя.

— Сано-сан, после приговора я потерял все — дом, жену, семью, состояние, должность, слуг, уважение коллег, здоровье. Свободу. Правда, у меня остались мои исследования, — он кивнул на книгу, — и друг-помощник, — он улыбнулся, — Мура, но и только. Эта комната и морг — весь мой мир. Я живу в бесчестье и умру в бесчестье. Порой боль и стыд бывают невыносимыми. Извините, уважаемый Сано-сан, я не тот человек, который посоветует вам отказаться от своего будущего ради каких-то идеалов.

Сано почувствовал себя обманутым: открыл заветную шкатулку, а там дырка от бублика.

— Впрочем, я не стану вам предлагать и обратный вариант. Вы ведь все равно поступите так, как велит вам совесть. — Доктор сделал паузу, глядя на Сано со странной смесью сожаления и одобрения. — Я вижу в вас много своего. — Он вздохнул. — Гири, ниндзо. Татэмаэ, хоннэ.

Сано согласно кивнул. Долг против желания, догма против свободы мысли. Вечный и неразрешимый конфликт.

— Каждый человек сам решает, что для него важнее. Каждый человек сам знает, когда решать и что решать. Думаю, вам это известно, Сано-сан.

Сано рассеянно смотрел на лампу. Свет образовывал круг, в котором находились только он и доктор Ито. Внешний мир исчез. Перед Сано замелькали образы. Отец как символ долга, воплощенный Путь воина. Кацурагава Сюндай — плата за безоговорочное следование бусидо. Сжигаемое на погребальном костре тело Юкико. Плачущая Глициния. Смущенный Райдэн. Смеющийся Цунэхико. Первые два образа меркли по сравнению с остальными. Их подавляла потребность Сано добиться истины и справедливости.

Время шло. Пламя светильника пожирало клубок сомнений, разум прояснялся. Доктор Ито прав, подспудно Сано давно решил, что будет продолжать охоту за убийцей при любых обстоятельствах. Он вернет себе честь упорством на выбранной стезе. Или не вернется никогда. Жизнь отца зависит от сыновней силы воли. Все нынешние блуждания и раздумья суть только уловки, боязнь признать очевидный факт. Сано пойдет до конца.

— Я благодарен вам за гостеприимство и проницательность, уважаемый доктор. И то и другое было чрезвычайно важно для меня. Но я не смею дольше обременять вас своим присутствием. — Сано поднялся.

— Уже поздно, — возразил Ито. — Ворота в городе вот-вот закроются. Вы не сможете сегодня вернуться домой. Мура, приготовьте постель для нашего гостя, пожалуйста. Поспите, Сано-сан. Утром у вас достанет сил и мудрости сделать то, что считаете нужным.

На следующее утро Сано, одетый в крестьянскую соломенную накидку от дождя и широкополую соломенную шляпу, топтался напротив имения Ниу. Накалывая на заостренную палку и бросая в корзину лошадиный помет, он прикидывался дворником, а на самом деле следил за воротами. Охранники ни в коем разе не должны признать в мусорщике человека, которому запрещено подходить к владениям Ниу ближе чем на пушечный выстрел. Если Ниу или судья Огю проведают о тайной слежке, не миновать Сано ареста или даже смерти.

Сано ждал появления молодого господина Ниу. Он надеялся, что молодчик сам предоставит доказательства своего злодеяния. Теперь Сано не располагал ни властью, ни деньгами, чтобы добыть улики иным способом.

Несмотря на минимальные шансы на успех, Сано испытывал удивительный душевный подъем. Нетрадиционные способы расследования, уйма времени, независимость, уверенность в правильности выбранного пути, возможность оправдать себя и тем продлить годы жизни отцу наполняли ликованием. Как настоящий ронин Сано мог жить — или умереть — по собственному почину. Однако обретенная свобода и пугала. Будущее представлялось смутным.

Маскарад доставлял Сано определенные неудобства. Он постоянно возился в грязи. Накидка защищала от холодного мелкого дождя, но попутно натирала шею и запястья. Ледяная жижа просачивалась в носки. Соломенные сандалии хлюпали при каждом шаге. И вообще, как унизительно для самурая переодевание в обычного крестьянина! Без коня, имея в качестве оружия только короткий меч, спрятанный под накидкой, Сано чувствовал себя голым и беззащитным. Одно успокаивало. Благодаря противному наряду он стал фактически невидимкой: окрестные жители не удостаивали его взглядом с высоты коней или из-под зонтов.

От ворот его отделяли тридцать семь шагов. Сано подсчитал. Никто не входил и не выходил. Наконец, не желая привлекать внимания тем, что долго остается на месте, Сано переместился немного в сторону. Он оставил парочку лошадиных яблок, чтобы иметь причину вернуться.

Дойдя до конца улицы, Сано двинулся назад. Три самурая с гербами-стрекозами семьи Ниу вошли в ворота, двое вышли. Младший Ниу не появлялся. Сано забеспокоился: улица была уже чистой. Он мечтал, чтобы кто-нибудь что-нибудь уронил и дал повод задержаться. Он пробыл возле имения столько, сколько позволяла осторожность, и отправился в очередной тур.

— Эй ты!

Сначала Сано не отреагировал: к самураю таким образом не обращаются, потом вспомнил о маскировке и обернулся.

— Хватит убирать! — крикнул охранник от ворот Ниу. — Надоел. Пошел вон, скотина!

«Скотина!» Тридцать лет самурайского воспитания восставали в Сано против оскорбления. Он гневно взглянул на охранника. Злой ответ рвался с губ. Сано бросил палку и потянулся к мечу, которого не было на месте.

— Ну, чего вылупился? — Охранник направился к Сано, поигрывая небольшим предметом.

Это был кинжал.

Смеясь, охранник крикнул товарищам:

— Заставить его плясать? — И обратился к Сано: — Если тебе дорога твоя задница, беги!

— Хорошо, господин!

Потрясенный, Сано низко поклонился, как подобает простолюдину, поднял палку и поспешно удалился за угол. Там постарался восстановить душевное равновесие. Охранник вполне мог заколоть его, как правитель Симабары Мацукура, который убивал крестьян за недоданную горсточку риса. И при этом отделался бы только выговором! Наконец Сано перестало трясти от злобы. Он осмотрелся и задумался над тем, как продолжить наблюдение за имением.

Через менее украшенные ворота в усадьбу шел непрерывный поток носильщиков и слуг. Здесь Сано мог быть уверен, что на него никто не покусится. Охранники заняты своим делом. Многолюдно. Полно мусора. Однако шансы увидеть молодого Ниу минимальны. Сын даймё наверняка пользуется парадным входом.

Сано печально побродил по улочке. «План провалился. Что делать? Можно поискать свидетелей, заметивших в районе реки человека с большим тюком. Можно снова съездить в Ёсивару и расспросить приятелей Нориёси: вдруг накануне исчезновения художника видели его с господином Ниу. — Сано вздохнул. — Не пойдет. Есть опасность, что разоблачат и доложат Огю».