Лора Роулэнд - Бундори

— А, Аои. — Голос старой Митико, раздававшийся в темных дверях, стрелял, как дрова в костре.

Согбенная и иссохшая, но с ясными, молодыми глазами, Митико была куноиши из той же деревни, что и Аои. Она исполняла обязанности главной настоятельницы храма и руководительницы дворцовой женской шпионской сети с тех пор, как Иэясу Токугава основал замок.

— Что у тебя есть сообщить сегодня?

— Ночной сторож намерен украсть рис со склада сёгуна, — докладывала Аои. Или рассказывала об иных проступках челяди.

Ответ Митико всегда был один и тот же:

— Очень хорошо, детка. Твой отец может гордиться тобой.

Сегодня, пятнадцать лет спустя, мысль об отце по-прежнему заволакивала слезами глаза Аои. Отец мог бы гордиться ею, однако вряд ли примирился бы с тем, что его дитя несет несчастья: мужчин и женщин пороли или даже казнили за мелкие провинности перед правителем. Как и раньше, Аои утешалась мечтой: однажды она откажется выполнить задание и спасет жертву. А неминуемая смерть за ослушание даст покой, которого она так жаждет. Но отказаться от задания позорно, недопустимо. И Аои внимательно прислушалась к словам Янагисавы.

Его шаги ускорились, запах страха и ненависти стал интенсивнее.

— Ты будешь держать меня в курсе расследования. Больше того, ты направишь Сано по ложному следу, извратишь послания духов. Задействуй весь свой ум, добейся уважения, раздели его одиночество, заручись его привязанностью и доверием.

Аои в совершенстве овладела искусством по завоеванию доверия врага притворной доброжелательностью. За первые три года пребывания в замке, пока росла от простой прислуги до дамы, сопровождающей женщин высших чиновников сёгуна. Хорошие манеры, познания в медицине и массаже сделали ее очень популярной. Не о мелких проступках слуг теперь она докладывала Митико — о безумствах, прелюбодеяниях, извращениях, царивших в верхушке бакуфу. Со временем смирение заменило печаль, тоска по дому превратилась в непрерывную, но терпимую боль. Аои даже стала получать удовлетворение от применения своих талантов. Она, как и ее предшественницы, располагала большей свободой и способностью передвигаться, чем простые женщины, правда, только тогда, когда выполняла приказ хозяина. Она жила одним днем, погруженная в текущие заботы и не позволяя себе задумываться о будущем.

Так же она должна поступать и сейчас. Она поможет Сано ровно настолько, чтобы убедить его в своих добрых намерениях и в том, что ее советам стоит следовать. Затем она, воспользовавшись его доверием, уничтожит Сано и больше никогда о нем не вспомнит.

— У меня родилась идея. — Черные глаза Янагисавы сверкнули, вернув лицу живость. — Если тебе удастся соблазнить Сано, то сёгун отстранит его от расследования… или удалит из замка за пренебрежение обязанностями. А расстройство его брачных переговоров станет приятной наградой. — Янагисава расхохотался. — Надеюсь, тебе не нужно рассказывать, как превратить мужчину в тряпку, а, куноиши?

Внешне Аои сохранила спокойствие, дыхание осталось ровным. Но в крови у нее начали образовываться кристаллики льда при намеке на технику удара по слабому месту врага.

Когда ей исполнилось двадцать лет, она приступила к работе непосредственно с людьми сёгуна. Аои развлекала высоких чиновников бакуфу, ложилась с ними, чтобы добыть факты неверности и коррупции или использовать тайные слабости, пока чиновники сами не уничтожат себя. Она презирала их слабость и глупость и никогда не думала о крахе карьеры, ссылке или самоубийстве — последствии своих трудов. Избирательное сознание стирало каждую жертву из памяти наподобие того, как ядовитые травы избавляли тело от ненужной беременности. Так продолжалось до тех пор, пока она не убила мужчину, который очень много для нее значил. Это случилось шесть лет назад.

Фусэй Мацугаэ, влиятельный член Совета старейшин, вдохновил нового диктатора Токугаву Цунаёси на реформу правительства и пресек попытки Янагисавы узурпировать власть. Ум, честность и поразительная внешность Фусэя увлекли Аои. В нем она наконец увидела самурая, достойного ее. С ним она впервые в жизни испытала сексуальное наслаждение. В отличие от других, относившихся к ней с нескрываемым презрением, Фусэй был добр. Он скрасил ее тоску по отцу и дому.

Она думала, счастье — это бесчувственность, когда жестокость работы не трогает. Видя страсть, которая растет у Фусэя к ней, она считала получаемое удовольствие чисто профессиональным достоинством. Сексуальный экстаз рождал некоторую растерянность, которую она преодолевала, стремясь познать новую радость. Она никогда раньше не любила и потому осознала опасность только тогда, когда было уже поздно.

Чувство вины и ненависти к самой себе сдавило горло, когда намек Янагисавы воскресил в воображении последнюю ночь с Фусэем. Тусклый свет ламп, освещавших спальню, не мог скрыть следов его физической деградации: поджарое, тренированное тело Фусэя стало слабым и вялым, некогда зоркие глаза покрылись кровяными прожилками, руки и губы тряслись. От него сильно пахло сакэ. Аои всегда могла определить человека, имеющего пагубную склонность к алкоголю, по характерному запаху тела, и она намеренно поощряла пьянство Фусэя. Но однажды ночью вдруг поняла, что тоскует по тому человеку, каким он когда-то был, и что любит его.

— Нет, — прошептала она, осознав, насколько бесцветной станет ее жизнь, когда она завершит уничтожение единственной живой души в замке.

Сидя на полу, Фусэй смотрел на нее остекленевшими глазами, в них зарождалось слабоумие.

— Аои, соверши обряд вызова духов, — заплетающимся языком попросил он.

Она часто пользовалась религиозностью своих жертв, их почтительностью к родителям, вызывала для них духов умерших близких. Для этого нужно только сконцентрировать волю, услышать голос давно не существующего человека, а затем проявить свой актерский талант и воссоздать его облик — и все, можно управлять слабовольными людьми вроде Фусэя. Но сердце Аои восстало против спектакля, который окончательно погубит любимого.

— Не сегодня, милый, — промурлыкала она, гладя его по лицу.

Фусэй не обратил внимания на попытки Аои заманить его в постель. Дрожащими руками он зажег ароматическую палочку и поставил на алтарь.

— Меня покидают союзники, — пожаловался он, не понимая, что именно его пьяные выходки отдалили друзей. Еще меньше он осознавал, что она способствует его самоуничтожению. — Весь Совет старейшин перешел на сторону клики Янагисавы. Я не знаю, как остановить это безумие. Аои, я должен испросить совета у матери.

В дыму благовоний он достал пояс, некогда принадлежавший его матери, и застыл в таком же предвкушении, какое прежде испытывай перед занятиями любовью.