Лора Роулэнд - Бундори

Процессия двинулась в сторону двора. Семеро монахов по приказу настоятеля последовали за ней. Сыщики остались у павильона.

Даже прежние зверства охотника за бундори померкли по сравнению с нынешним. Сано, пораженный, шумно вдохнул и выдохнул сквозь стиснутые зубы. Хирата застонал.

На белом окровавленном гравии лежал обезглавленный труп. Оранжевая одежда порвана. Тело от плеч до ног посечено мечом. На правом боку глубокая рана. Кисть левой руки отрублена. Монах оказал сопротивление убийце: правая рука по-прежнему сжимала копье, а отрубленная кисть точно обозначала место неравного поединка.

Сано изучил бундори. Нарумяненное лицо, квадратная доска, именной ярлык, прибитый к оскопленному черепу гвоздем… Все до ужаса знакомо.

Хирата задал вопрос, который вертелся на языке у Сано:

— Сёсакан-сама, почему настоятельница замкового храма послала нас на болото, а не сюда?

— Не знаю, Хирата, — устало ответил Сано. И не узнает, пока не увидится с Аои. Впервые Сано усомнился в женщине, завоевавшей его полное доверие, возбудившей глубокие чувства, затронувшей душу. — Обыщите все вокруг. Быть может, найдутся следы, кровавые пятна, и мы поймем, куда убийца отправился, покинув храм.

Хирата закружил по двору.

Сано вернулся к настоятелю.

— Пожалуйста, отправьте останки брата Эндо в морг Эдо, — сказал Исиро. — А теперь я должен переговорить с каждым членом вашей общины.

Скептическая улыбка тронула губы настоятеля:

— Вряд ли это необходимо. Я сам могу рассказать тебе все, что нужно. Брата Эндо нашел ночной патруль. Патрульные доложили, что не видели никого и ничего особенного ни до того, ни после. Остальные были там, где находятся сейчас: все в целости и сохранности, все опрошены лично мной и моими помощниками. Ты ведь не думаешь, что убийцей является кто-то из нас?

— Нет, — заверил Сано. У него не было никаких улик, связывающих убийства с храмом.

Он понял: опрос паствы поставил бы под сомнение авторитет пастыря. Содействие настоятеля столь широко не распространяется. Сано очень не хотел козырять своими правами перед человеком, которого когда-то боготворил. Но что делать? Он обязан снять показания или потеряет шанс на успех.

— И все-таки где можно без помех поговорить с вашими людьми?

Хмурый взгляд заставил Сано прибегнуть к завуалированной угрозе:

— Убийства погрузили город в панику, она будет только нарастать, пока убийца не схвачен. Не представляю, что подумают верующие, когда узнают о противодействии духовного наставника свершению правосудия?

Ему не пришлось говорить об уменьшении количества даров, о массовом переходе разочарованных верующих в другие храмы. Настоятель уступил с видом оскорбленного достоинства, задевшим Сано больнее, чем упрек:

— Как вам будет угодно, сёсакан-сама. — Он приказал помощникам подготовить помещение и собрать общину. — Но вы зря потратите время. Никто вам не поможет. — Он сделал паузу. — Впрочем, есть один человек.

Сано возликовал в душе. Неужели наконец нашелся свидетель?

— Вчера ранним вечером в храм пришла женщина, — пояснил настоятель. — Она решила отказаться от мирской жизни и стать монахиней. Я предоставил ей комнату в гостинице, где она могла бы дождаться перевода в какой-нибудь женский монастырь нашей секты. Предполагаю, именно она обнаружила убийцу и ударила в колокол. Никого из монахов, послушников или слуг не было на улице после вечернего обряда.

Сано сделал глубокий вдох, чтобы успокоить взволнованное сердце.

— Тогда я должен поговорить с ней. Где она?

— К сожалению, она исчезла.

— Исчезла? — в смятении повторил Сано.

Настоятель молча развел руками:

— Обнаружив тело брата Эндо, патрульные обыскали весь храмовый комплекс. Гостиница оказалась пустой. Наверное, женщина, ударив в колокол, бежала.

— Ну что ж, — перестроился на ходу Сано. — Назовите мне имя и адрес, чтобы я мог ее найти.

Настоятель покачал головой:

— Мне очень жаль.

— Она ничего не рассказала о себе? И вы ее приняли? — Разочарование Сано переросло в злость. — А вдруг она беглая жена или дочь? Или даже преступница?!

— Сёсакан-сама! — Добрые глаза настоятеля посуровели. — Мы не отвергаем тех, кто приходит к нам в поисках убежища. Ваша критика показывает прискорбное отсутствие у вас понимания благотворительности и милосердия, присущих нашей вере.

— Прошу прощения, ваше святейшество, — сказал Сано, сожалея, что в интересах следствия вынужден держаться подобно неотесанному невеже. — Но если вы опишете эту женщину и расскажете о том, что она говорила, я смогу установить ее место пребывания.

— Конечно. — Настоятель смягчился и, потупив взгляд, стал вспоминать. — Она довольно маленькая, немолодая. Одета в простое черное кимоно без всяких гербов. Хочет уйти в монастырь из-за неудачного брака.

— В каком смысле неудачного? — уцепился Сано. — Ее бил муж? Он пьяница, распутник, полное ничтожество? С ней жестоки родственники мужа?

Настоятель покачал головой:

— Она не говорила об этом, а я не настаивал на объяснениях. В конце концов, она оставила все эти проблемы позади, придя сюда.

— Какое у нее лицо? Как она укладывает волосы? Речь у нее благородной дамы или простолюдинки?

— Не знаю, сёсакан-сама, извините. Ее волосы и лицо были прикрыты, к тому же я провел с ней всего минуту. Многие женщины ищут у нас убежище. Об этой я помню не много.

Но Сано не хотел сдаваться:

— Кто-нибудь еще ее видел?

— Нет. Она держалась так, будто не хотела, чтобы ее видели, она даже не пускала в свою комнату слуг с едой. Им приходилось оставлять посуду за дверью.

Сано посетовал на невезение.

— А что-нибудь из вещей она оставила? — спросил в последней надежде.

— Да. Пару кимоно.

Иногда, не имея никаких других ценностей, женщины, уходящие в монастырь, берут с собой из дому лучшие одежды для оплаты за комнату и стол. Возможно, по кимоно удастся установить личность беглянки:

— С вашего разрешения, я взгляну на них? — спросил Сано.

— Пожалуйста. Они в моем кабинете.

Настоятель повел Сано в покои, меньшие по размерам. Они миновали проход между двумя общежитиями — длинными строениями с зарешеченными окнами, оштукатуренными стенами, дощатыми дверями и узкими верандами. Звук, донесшийся со второго этажа левого общежития, привлек внимание Сано. Сёсакан посмотрел вверх: из открытого окна торчала бритая голова мальчика лет десяти, обуреваемого любопытством, вполне естественным в подобных обстоятельствах. Но было в детском лице еще что-то. Стыд? Вина?

— Кто это? — спросил Сано, указывая на окно.

Настоятель поднял глаза:

— Это Кэндзи, послушник. Он сын крестьянина, приехавшего в Эдо искать счастья, когда погиб урожай на семейном поле. Один из наших братьев подобрал его, умирающего, на улице.