Лора Роулэнд - Черный Лотос

— Две другие жертвы пока не опознаны, — продолжал он. — Известно, что это женщина и маленький ребенок, но тела сильно обгорели и никто не знает, кто они. Сейчас на территории храма проживают четыреста двадцать посвященных мужчин и женщин, и число их увеличивается день ото дня, плюс девяносто служек и тридцать две сироты. Все как будто на месте, хотя, как мне кажется, учетные записи могли вестись задним числом, а из-за постоянной толчеи на подворьях храма нельзя проследить, кто ушел, а кто остался.

Такое случалось порой, когда секта становилась популярной среди людей, ищущих духовного руководства или новизны ритуалов. Многие адепты храма Черного Лотоса, возможно, молились или даже жили вместе, на деле оставаясь незнакомыми друг другу. В подобной ситуации отсутствие двух человек из четырехсот вполне могло остаться незамеченным.

— Э-э, столько буддийских школ развелось… Никак с ними не разобраться, — вздохнул сёгун. — Что особенного в этом Черном Лотосе?

В храме Сано достаточно ознакомился с учением секты, чтобы ответить на этот вопрос:

— Их центральный догмат заключен в сутре Черного Лотоса [2] Сутра — изречение в стихотворной или прозаической форме, притча или назидание, в том числе относящееся к проповедям Шакьямуни, исторического Будды, жившего в Индии приблизительно тысячу лет назад. Таких сутр насчитывается более восьмидесяти четырех тысяч, и каждая освещает определенный аспект его мудрости. Различные школы создавши свои уставы, основываясь на тексте той или иной сутры. — Примеч. авт. . Члены секты верят, что сутра Черного Лотоса есть последнее, ключевое изречение Будды, содержащее полный, совершенный и исчерпывающий закон человеческого бытия и космической целостности. Еще они верят, что те, кто постигнет мудрость, заключенную в сутре, сумеют достичь нирваны.

Видимо, сёгуна объяснение устроило.

— Вы ведь продолжите опознание мертвых женщины и ребенка? — произнес он несмело. Для диктатора Цунаёси обладал недостаточной силой воли и еще меньшей уверенностью в себе, вечно колеблясь в принятии решений из боязни показаться смешным.

— Всенепременно, — заверил повелителя Сано.

Может статься, это ускорит расследование. По причинам, касающимся законов Токугавы, Сано предпочел не докладывать о том, что отправил все три тела в покойницкую, на изучение своему другу и советнику доктору Ито.

— Да, положение наше прискорбно, — сокрушался сёгун, дымя трубкой. Один из придворных зажег ее и вложил мундштук ему в рот. — Э-э, послушать бы сейчас, что сказал бы достопочтенный канцлер Янагисава!

Упомянутый Янагисава, заместитель командующего в сёгунате, отбыл с инспекцией в провинцию Этиго со своим любовником и верным вассалом Хосиной. Их возвращение ожидалось не ранее чем через два месяца, и хотя Сано не разделял желания Цунаёси, отсутствие канцлера радовало его меньше, чем в прежние времена.

С самых первых дней знакомства Янагисава счел Сано соперником в борьбе за расположение сёгуна, то есть за власть над безвольным правителем и народом соответственно. Он всячески подрывал репутацию Сано, мешал проведению им дознаний и даже порывался убить. Однако два года назад расследование загадочной смерти придворного аристократа, произошедшее в одной из древних столиц, неожиданно сблизило их. Понимая, что возникшее перемирие недолговечно, Сано радовался тому, что имеет, тем более что с недавних пор судьба благоволила ему и предоставляла возможности проявить себя. Любимая семья, расположение сёгуна и интересное дело — чего еще можно желать?

— Нет ли у вас догадок по поводу виновника злодеяния? — осведомился сёгун.

— Пока нет, — ответил Сано. — Я и мои сыщики начали допрос обитателей храма Черного Лотоса, но не нашли ни свидетелей, ни подозреваемых… за единственным исключением. Пожарные обнаружили у места происшествия пятнадцатилетнюю девушку по имени Хару — сироту, живущую в храмовом приюте. Похоже, она пыталась скрыться, однако упала в обморок.

Цунаёси глотнул саке, задумчиво морща лоб.

— Так вы думаете, эта девочка, э-э, что-то видела? Или сама устроила поджог?

— Обе возможности равновероятны, — произнес Сано. — К сожалению, мне не удалось ничего от нее узнать.

Когда он попал в храм Черного Лотоса, монахини уже отнесли Хару в приютскую спальню — длинное узкое помещение, где дети ночевали на соломенных матах, уложенных поверх деревянного настила. Сано сказали, что она не приходила в себя, но, едва он подошел, Хару отчаянно взвизгнула и нырнула под одеяло. Две монахини выволокли ее оттуда, и девушка тотчас вцепилась в них, сотрясаясь в рыданиях.

— Я тебя не трону, — мягко сказал Сано, усаживаясь возле постели, где монахини удерживали Хару. — Я только хочу спросить тебя кое о чем.

Та не слушала, заливаясь слезами и пряча лицо за завесой длинных спутанных волос. Сано велел подать ей успокаивающего зеленого чая, но она отказалась пить. После часа безуспешных попыток успокоить и расспросить Хару Сано позвал своего вассала Хирату — попытать счастья вместо него. Хирата был молод, хорош собой и пользовался успехом у девушек, однако и он не преуспел. Хару принялась давиться слезами, кашлять. Потом ее вырвано. В конце концов мужчины сдались.

Покидая спальню, Сано спросил монахинь, рассказывала ли девушка кому-нибудь о том, что делала возле домика или что видела там.

— Из нее не удалось вытянуть ни слова с тех пор, как ее нашли, — ответила монахиня. — Когда священники и пожарные опрашивали ее, она вела себя точно так же. С нами Хару успокаивается, но говорить ничего не желает.

Об этом Сано и поведал Цунаёси. Тот покачал головой.

— Быть может, злой дух, э-э, похитил у бедняжки голос. Какая досада, что ваша единственная свидетельница не в состоянии отвечать!

У Сано, впрочем, был иной взгляд на поведение Хару и возможное решение проблемы.

— Завтра я испробую другой способ ее разговорить, — сказал он.

Оставив покои сёгуна, Сано спустился с холма, на котором стоял замок Эдо, пройдя каменными проулками между крытыми галереями со сторожевыми башнями и вооруженной охраной, миновал несколько застав. В синеве опускающихся сумерек фонари патрулей сияли призрачным светом. Вечер выдался по-летнему тихий, желтая, как воск, луна подернулась золотым туманом. Пахнуло дымком и сухими листьями. В чиновничьем квартале, где жили высокопоставленные вассалы сёгуна, Сано прибавил шагу, обходя чьи-то поместья, окруженные белыми стенами казарм. Ему не терпелось увидеться с семьей и сделать одно предложение.

Он вбежал в собственные ворота, поприветствовал стражу, расположившуюся у входа и в мощеном дворике внутри казарменных стен. За вторыми воротами находился дом — обширная постройка с деревянным каркасом и бурой черепичной крышей. Снимая обувь и оружие в прихожей, Сано услышал женский смех, пение и восторженный детский визг. Он шел по коридору, ведущему в жилые покои, и с улыбкой недоумевал, как одно маленькое существо могло внести в их размеренную жизнь столько переполоха.