Лора Роулэнд - Черный Лотос

— Хару-сан, он не стоит твоей преданности, — сказала она. — Вспомни: разве он защитил тебя после пожара? Нет. Выкручивайся, мол, как знаешь. Разве он приходил утешить тебя в тюрьме? — Рэйко мотнула головой. — Ни разу не навестил. Пытался ли вернуть тебе доброе имя и спасти от палача? Нет. Более того, он сам сдал тебя полицейским.

— Что было, то прошло, — запальчиво ответила Хару. — Главное, мы с Анраку-сан опять вместе.

Рэйко, однако, почувствовала, что Хару задумалась над отступничеством своего кумира.

— Анраку-сан и его приспешники делали все, чтобы тебя погубить. Доктор Мива и настоятельница обвиняли тебя во всех грехах. Кумасиро хотел выбить признание, сироты рассказали о твоих прогулках к месту преступления. Наконец, последователи Черного Лотоса избили тебя в тюрьме.

— Это их вина, — запнувшись, ответила Хару.

Анраку излучал такое чистосердечие, что Рэйко уже отчаялась раскрыть Хару глаза.

— Но ведь бодхисатва должен знать все, я права? — спросила она.

Хару поколебалась, а затем кивнула.

— И все в Черном Лотосе подчиняется и служит ему, так?

— Д-да. — Хару забеспокоилась.

— Выходит, он не только знал, что твои враги стремятся тебя уничтожить, — продолжила Рэйко, — но и сам приказал им это!

— Неправда! — вскинулась Хару. — Не может быть…

Однако меч отвела и вопросительно взглянула на Анраку. Тот помрачнел.

— Может, может.

Рэйко прислушалась, надеясь, что Сано и его отряд уже пробрались в подземелье, но вокруг было тихо. С тех пор как воздушный насос встал, в комнате стало тяжело дышать. Вдобавок лампы сильно чадили. Мидори зевнула и завозилась. Еще немного — и она проснется. Рэйко убеждала себя, что помощь уже рядом.

— А по-моему, — сказала Хару, резко подавшись к ней, — ты просто морочишь мне голову!

Рэйко силилась вырваться, уклониться от лезвия, но Кумасиро ее обездвижил. Она вновь ощутила, как смертельный ужас леденит кровь.

— Мне ведь не надо ее слушать, да? — обратилась Хару к Анраку.

— Разумеется, дитя мое. Просто убей ее, и она перестанет тебя смущать.

— Он хотел убедиться, что тебя обвинят в смерти Оямы. — Рэйко старалась не обращать внимания на отчаяние. — И в других преступлениях, которых ты не совершала.

Взгляд Хару снова стал озадаченным. Видя это, Рэйко поспешила продолжить:

— Вспомни сиделку Тиэ и ее мальчика. Разве ты их убила? На суде этот главный пробел в умопостроениях Сано — отсутствие у Хару мотива для двух других убийств — так и не был восполнен. Рэйко ни секунды не верила в то, что Хару убила женщину и ребенка, даже сейчас, несмотря на разочарование в ней.

Хару кивнула с потаенной тревогой во взгляде.

— Если ты их не убивала, значит, это сделал кто-то другой.

Подозрительно щурясь, девушка оглядела находящихся в комнате.

— Кто-то подставил тебя, — продолжала Рэйко, чувствуя, как напрягся Кумасиро. — Кто-то хотел отправить тебя на костер, в то время как он — или она — смогут жить как ни в чем не бывало.

Восемь бонз выдержали взгляд, но доктор и настоятельница отвели глаза и словно ощетинились. Наконец Хару посмотрела на Анраку, чье лицо сделалось напряженно-зловещим.

— Именно так, — произнесла Рэйко. — Пусть не он убивал, а другие по его повелению — все равно их смерть на его совести. Он и тебе готовил такую же участь.

Хару замотала головой, однако отрицание вышло неубедительным — Рэйко поймала ее потрясенный взгляд.

— Скажете, нет? — обратилась она к Анраку.

Тот промолчал. Рэйко поняла, что затея загнать первосвященника в угол ей удалась. Анраку предстояло либо покаяться и тем самым ослабить влияние на Хару, либо признать, что не все в Черном Лотосе ему подвластно. Как ни претило проигрывать, позволить выставить себя шарлатаном он тоже не мог. Глаз Анраку недобро сверкнул.

— Вот кто расскажет нам о событиях перед пожаром, — указал первосвященник на Дзюнкецу-ин.

— Я?! — Оказавшись в центре внимания, настоятельница побелела как полотно. — Но ведь меня… я ничего не знаю… я…

Анраку перехватил ее взгляд, и она осеклась, покорившись его воле.

— В ту ночь, — послушно начала Дзюнкецу-ин, — я шла через двор и вдруг увидала двух девочек, крадущихся от приютских дверей.

«Выходит, она была вовсе не у себя, как заявляла прежде», — отметила про себя Рэйко. Похоже, Анраку хитроумно переводил подозрение с себя на Дзюнкецу-ин, а она, Рэйко, теряла очко в борьбе за свою жизнь. Зато возник шанс узнать правду о преступлениях в хижине, а заодно — выгадать время.

— Я уже собиралась отправить негодниц в постель, — продолжала Дзюнкецу-ин, — но тут разглядела и Хару — девчонки следили за ней. Мне захотелось узнать, что она задумала, и я отправилась следом. Не подходя к хижине, девочки повернули назад. Я укрылась за деревом, и они меня не видели. Потом я пошла дальше. В хижине горел свет. Хару юркнула в дверь, а я осталась снаружи и смотрела через окно. Она была с Оямой. Он стиснул ее шею между ног. Хару кричала, а он орал на нее. Потом они сцепились. Хару ударила его статуэткой по голове и, как видно, убила.

Пока настоятельница рассказывала, как Хару выскользнула из хижины, спрятала статуэтку и вернулась, Рэйко слушала и диву давалась. Дзюнкецу-ин почти слово в слово повторила показания Хару на суде, а ведь у нее не было причин выгораживать девушку. Выходит, Хару говорила правду!

— Когда-то начальник полиции Ояма арестовал меня и приговорил к проституции в Ёсиваре, а потом вынуждал принимать его здесь. А теперь он был мертв! Вот так удача! — Глаза настоятельницы вспыхнули мстительной радостью. — К тому же у меня наконец появилось в чем уличить Хару перед его святостью. Я надеялась, он ее выгонит.

Несомненно, Дзюнкецу-ин ненавидела Ояму и благословляла судьбу, которая не только покарала его, но и подарила ей власть над соперницей. Ее не заботило, попадет Хару в руки закона или нет, — в любом случае девушка ей больше не мешала. Рэйко недоумевала, почему Дзюнкецу-ин не доложила о ней раньше.

— Но потом я поняла, что никто, кроме меня, не видел, как Хару убила Ояму, — сказала настоятельница, подтверждая догадку Рэйко. — Возьмись она отпираться, неизвестно, кому бы поверил Анраку. Не хватало, чтобы убийство сошло ей с рук!

Голос Дзюнкецу-ин дрогнул от ярости.

— Я проследила за Хару до хижины, потом разулась, а одну сандалию — тяжелую, с толстой деревянной подошвой — взяла в руку. — Она занесла ладонь, стиснув пальцы вокруг воображаемой туфли. — Хару стояла ко мне спиной. Я подкралась и ударила ее по голове. — Дзюнкецу-ин показала удар. — Хару упала лицом вниз. Я проверила: она была жива, только без сознания. В кладовой мне удалось раздобыть масла и ветоши. Я обмотала ею палку — получился факел. Затем пошла к хижине. Хару еще не пришла в себя. В комнате, рядом с телом Оямы, горела лампа. От нее я и зажгла ветошь, а потом налила масла в комнате и коридоре, а остальным окатила снаружи стены. От факела они сразу вспыхнули. Кувшин с остатками масла я припрятала в кустах, потом обулась и вернулась к себе в покои. Хару еще лежала в саду. Я слышала, что ее муж погиб в пожаре, и хотела, чтобы ее заподозрили в смерти Оямы и поджоге.