Гонсало Гинер - Тайна масонской ложи

Тревелес старался не упустить ни одного повода заявить о своих намерениях этой женщине, потому как Мария Эмилия хотя и не была очень красивой, но обладала всеми теми качествами, какие, с точки зрения Тревелеса, должны быть присущи его супруге. Ее твердый характер и незаурядный ум сочетались с большой чувствительностью — качеством, которое он очень ценил в женщине.

Как и всякий настоящий эстремадурец, Тревелес всегда говорил мало, но по существу, а еще был не прочь хорошо покушать, любил ездить на охоту и с удовольствием общался с Марией Сальвадорес. Правда, в роли ухажера он чувствовал себя неловко, потому что на данном поприще у него было еще очень мало опыта, ибо он уделял больше времени расследованиям преступлений и вообще своей работе, нежели овладению искусством ухаживания. Поэтому, считая себя в данном деле дилетантом, он, пытаясь завоевать сердце этой дамы, казался сам себе неестественным и терялся в догадках, думая о том, какие чувства он в ней вызывает.

— Мы могли бы заехать в павильон Каносса, где продают прохладительные напитки, — это на улице Сан-Херонимо — и выпить шербета. Не знаю, как тебе, а мне при такой жаре хотелось бы выпить чего-нибудь холодненького. — Мария Эмилия обмахивалась веером, чтобы ослабить воздействие жары, мучавшей Мадрид уже целую неделю. — А по дороге ты расскажешь мне, кого подозреваешь в совершении этого убийства. Ты ведь знаешь, как мне нравится слушать рассказы о расследуемых тобой преступлениях.

— Хорошо. Отвези нас на улицу Сан-Херонимо! — крикнул Тревелес кучеру. — Я тебе об этом расскажу, — сказал он, повернувшись к Марии Эмилии, — если ты как-нибудь пригласишь меня к себе домой пообедать.

— Договорились! — решительно и с широкой улыбкой ответила Мария Эмилия.

Павильон Каносса, в котором подавались самые вкусные в столице шербеты и другие прохладительные напитки, пользовался репутацией излюбленного заведения мадридской аристократии. Кроме высокого качества самих напитков, этот павильон отличался и особой формой обслуживания. В отличие от других аналогичных заведений, официанты здесь приносили прохладительные напитки на плетенных из ивовых прутьев подносах прямо к дверям карет, избавляя клиентов от необходимости покидать эти самые кареты.

Проехав по району Прадо-де-Сан-Херонимо и оставив слева от себя королевские конюшни и дворец Буэн-Ретиро, экипаж с Тревелесом и Марией Эмилией повернул направо и поехал вверх по улице, в средней части которой и находился нужный пассажирам павильон.

Впереди, среди большого количества экипажей, они увидели карету графини де Бенавенте, которая, завидев их, стала махать им рукой, приглашая подъехать к ней поближе. Мария Эмилия заметила, что ее подруга Фаустина, которая уже не могла как-либо замаскировать свою беременность, приехала сюда не с мужем, а с безупречно одетым молодым человеком, очевидно ее новым ухажером, о котором она упоминала несколько дней назад.

— Добрый день! — Мария Эмилия не спускала глаз с юноши, смущенного появлением друзей графини. — По-моему, я еще не имела удовольствия познакомиться с твоим спутником.

Хоакин Тревелес с большим почтением поздоровался с графиней.

— Его зовут Энцо, он — венецианец. Даже и не пытайтесь с ним заговорить, потому что он все равно не знает ни слова по-испански. — Услышав свое имя, статный спутник графини слегка наклонил голову в знак приветствия. — Он новый помощник посла Венеции. Я познакомилась с ним на одном из приемов, которые время от времени устраивает посол, и с того самого момента все никак не могу от него избавиться.

Фаустина лукаво улыбнулась, а вслед за ней заулыбался и венецианец, хотя он явно не понимал, о чем идет речь. Красота графини становилась еще более ослепительной, когда на ее лице появлялась улыбка. Неудивительно, что у такой великолепной женщины было много ухажеров, ибо во всем Мадриде не было ни одной красавицы, которая могла бы ее затмить.

— А как поживает Беатрис?

Официант, взяв у них заказ, ушел за напитками. Мария Эмилия, перестав разглядывать стройного венецианца, которому было лет двадцать пять, не больше, намекнула своим вопросом на странное поведение девушки во время концерта.

— Полагаю, что хорошо, — ответила графиня. — Однако даже и не спрашивай меня о том, что произошло с ней в тот вечер, потому как мне и самой мало что удалось от нее узнать. Она лишь сказала, что ей просто стало немного дурно и что не стоит о ней беспокоиться. Но ты можешь спросить об этом у Браулио: он наверняка знает больше, чем я, они ведь с Беатрис неразлучные друзья.

— Да, я попробую его об этом расспросить.

— А еще у меня есть грандиозная новость, касающаяся Беатрис. — Мария Эмилия тут же уставилась, не моргая, на Фаустину — настолько сильно ее заинтриговала последняя фраза графини. — Сегодня утром у нас попросил ее руки герцог де Льянес, и мы без тени сомнения согласились. Но она об этом еще не знает. Герцог — хороший человек, да и к тому же занимает высокое положение в обществе. Рядом с ним Беатрис обеспечено прекрасное будущее. Мы ужасно рады — хотя мне, конечно, будет тяжело с ней расставаться.

— Ты имеешь в виду того самого герцога, с которым знакома и я? — На лице Марии Эмилии отразилось замешательство. — Ты говоришь о его сыне, которого я не знаю, или о вдовце, уже достигшем семидесятилетнего возраста? У него есть дворец — неподалеку от вашего, на площади Вега.

— Насколько мне известно, у него нет сыновей, и, само собой разумеется, я говорю о доне Карлосе! Я знаю, что ты мне сейчас скажешь: что, дескать, он уже староват. Однако, учитывая скромное происхождение Беатрис, мы решили, что герцог будет для нее прекрасной партией. Тебе ведь известно, какие среди дворян бытуют представления о браке.

— Могу только сказать, немного зная Беатрис, что подобный вариант ей явно не понравится.

Это известие очень огорчило Марию Эмилию — не только потому, что она переживала за столь любимую ею Беатрис, но и потому, что эта новость наверняка станет большим ударом для ее приемного сына Браулио.

По пути к себе домой Мария Эмилия все никак не могла выкинуть из головы сообщенную ей новость и почти не слушала рассказ Хоакина о краже необычайно дорогих драгоценностей из дворца герцога де Мединасели. Она решила, что не станет ничего говорить Браулио, пока Беатрис сама не узнает и не сообщит ему о своем предстоящем браке. Тем не менее Мария Эмилия уже начала обдумывать, с помощью каких доводов можно было бы утешить ее приемного сына.

На следующее утро на проходившем в школе при монастыре Лас-Салесас-Реалес уроке истории религии сестра Анхела всячески старалась удержать внимание своих десяти учениц. Хотя большинство из них вроде бы прилежно внимали ее объяснениям, Беатрис Росильон с еле сдерживаемым гневом царапала какие-то бессмысленные фразы на чистом листке бумаги. Время от времени она переворачивала очередную страницу своей книги, делая вид, что слушает объяснения преподавателя, однако на самом деле ее мысли были далеко-далеко отсюда. Она очень хотела убежать от окружающей ее ужасной действительности.