Гонсало Гинер - Тайна масонской ложи

Граф де Вальмохада с интересом слушал слова Раваго, еще не понимая, какое отношение они могут иметь к тому поручению, которое хочет возложить на него королевский исповедник.

— Герцог де Льянес мог бы помочь вашему племяннику в этом деле, и тем самым он вернул бы мне вышеупомянутый должок. — Раваго выдержал долгую паузу, чтобы заинтриговать собеседника.

— А каким образом?

Своим лаконичным вопросом де Вальмохада нарушил затянувшееся напряженное молчание.

— Он мог бы помочь ему проникнуть в английское посольство. — Раваго говорил с таким видом, словно был необычайно доволен своей затеей. — Я знаю, что герцог де Льянес активно торгует с Англией, а поэтому очень часто захаживает в дипломатическое представительство этой страны. Если мы хотим, чтобы ваш племянник при выполнении данного поручения мог сработать эффективно, у него должна быть определенная свобода перемещения, то есть чтобы он мог бывать в посольстве Англии и это не вызывало бы у него каких-либо затруднений. Поэтому я попрошу герцога, чтобы он брал с собой вашего племянника, отправляясь на встречу в английское посольство. Там к его присутствию постепенно привыкнут, и уже никто не будет удивляться его приходу. Ну, как вам такая идея?

— Я вам уже сказал: мой племянник толковый мальчик. Думаю, что ваш замысел может увенчаться успехом — если, конечно, герцог не проболтается о наших намерениях.

— Об этом не беспокойтесь. Он сделает то, о чем я его попрошу, причем не только потому, что он мне многим обязан, но также и потому, что он явно ненавидит масонов.

Закончив обсуждение всех деталей этого плана, а также поговорив и о других, менее значительных делах, королевский исповедник покинул кабинет графа, твердо уверенный в том, что ему многого удалось достичь. Теперь в его распоряжении имелся соглядатай, внедрив которого в английское посольство, он надеялся добраться до своих злейших врагов и раздобыть столь важные для Раваго доказательства связи Кина с масонами.

В установленное время возле площади Санто-Доминго его ждала карета, на которой он доехал до дворца Буэн-Ретиро, где смог отдохнуть после такого долгого и утомительного дня.

На следующий день Хоакин Тревелес, даже не подозревая о замыслах Раваго, понурив голову, подъехал на лошади к воротам особняка Марии Эмилии, с которой он договорился вместе пообедать. Правда, когда он утром проснулся, у него возникло желание отменить совместный обед, однако затем он подумал, что ему не помешает немного отвлечься от тяжких мыслей, а лучше всего это делать в обществе интересной для него женщины.

Поднявшись в столовую, он увидел, что стол уже накрыт. Мария Эмилия была нарядно одета и казалась счастливой. Она много говорила и часто улыбалась — в общем, являла собой полную противоположность отягощенному печалями алькальду. Под воздействием горячего куриного бульона, с которого начался обед, мрачные мысли Тревелеса развеялись, и он уже с другим настроением слушал оживленную болтовню Марии Эмилии. Она говорила о том, что было теперь главной новостью, уже несколько дней мусолившейся в высших слоях мадридского общества, — о бале, который на следующий день устраивал герцог де Уэскар в своей резиденции Монклоа. Из-за этого события были перегружены работой лучшие портные города. Они бегали из одного особняка в другой, чтобы снять мерку, подобрать шелка и в тридесятый раз принести благородным дамам на примерку уже почти готовые новые платья. Все местные модницы вдруг захотели немедленно обновить свой гардероб. Работа герцога де Уэскара в качестве посла Испании во Франции не позволяла ему часто появляться в Мадриде, и он лишь изредка устраивал в своем дворце балы, однако они, без сомнения, были самыми великолепными и роскошными во всем Мадриде.

Мария Эмилия призналась Хоакину, что добилась приглашения на этот бал и для него тоже — даже не удосужившись спросить у него, хочет ли он туда пойти. После этого она начала с большим воодушевлением и весьма подробно рассказывать о своем платье, корсаже, туфлях и прическе, а также о цвете своего наряда, который, конечно же, должен гармонировать с нарядом Хоакина.

Хоакину было забавно обо всем этом слушать — быть может, он просто заразился энтузиазмом Марии Эмилии, — однако время от времени он все-таки вспоминал о том жутком преступлении, которое так сильно в последнее время повлияло на его работу. Рассказывая своему кавалеру о предстоящем празднестве, Мария Эмилия заметила, что Хоакин время от времени думает о чем-то другом, однако она не стала упрекать его, потому что знала: мужчинам подобные разговоры зачастую не интересны. Однако затем его поведение стало ее все больше и больше беспокоить — особенно когда он в очередной раз вдруг перестал есть и задумчиво уставился в одну точку.

У нее немного отлегло от сердца, когда Хоакин объяснил ей, что его озабоченность вызвана отсутствием результатов при расследовании убийства иезуита. Правда, Марию Эмилию по-прежнему беспокоило подавленное состояние ее поклонника, однако она теперь, по крайней мере, знала, что не она является причиной его подавленности, как ей поначалу показалось.

Не вдаваясь в мелкие детали, Тревелес рассказал ей обо всем, что произошло с момента совершения преступления, — в том числе и о своих разговорах с секретарем иезуита Кастро, с Раваго и с маркизом де ла Энсенадой — и закончил подробностями своего визита в больницу Сан-Лоренсо, где он даже присутствовал при вскрытии трупа.

— Я надеялся, что мы закончим обед, прежде чем я дойду в своем рассказе до этого неприятного момента. В том помещении, где проходило вскрытие, стоял гнуснейший запах, который очень трудно забыть. От этого острого и въедливого запаха — запаха смерти — мне невольно захотелось убежать куда-нибудь подальше.

Они прошли в салон и сели на диван, чтобы выпить по бокалу ликера. Мария Эмилия придвинулась к Хоакину и ласково поцеловала его в щеку, чтобы запах ее духов развеял его неприятные воспоминания.

— Позволь мне тебя утешить. — Она стала нежно гладить его лицо, не скупясь на ласки.

— Нам нельзя… — Его губы нашли ее шею. — Нас могут увидеть. — Он отвечал на ее ласки, но очень сдержанно. — Мне нужно вернуться к работе как можно скорее, и…

Если бы он оказался в подобной ситуации в какой-нибудь другой день, он, скорее всего, не стал бы отказываться от такого приятного общения, тем более что ему очень редко удавалось побыть с этой женщиной наедине. Однако Тревелес осознавал, что долг требует, чтобы он как можно быстрее приступил к своей работе, и что сегодня он не может позволить себе прохлаждаться.

Он поднялся с дивана, пока еще мог управлять своими инстинктами, и вернулся к прерванному разговору, начав взволнованно рассказывать о том, о чем ему, наверное, следовало бы на этот раз умолчать.