Кэролайн Роу - Припарка для целителя

— Начните с того времени, как Рувим приехал в Мальорку.

— Приложу все усилия, — сказала Перла. — Они приехали сюда три года назад. Рувиму было всего двенадцать лет. Он был славным мальчиком, любящим, тихим, но, думаю, ему было здесь тоскливо. Он все еще ходил в школу, понимаете, но учился неважно, и почти все ребята были младше него.

— Должно быть, ему это было неприятно, — сказал Даниель.

— Пожалуй, — сказала Перла. — Дома он был вполне счастлив, но у нас время от времени возникала с ним небольшая проблема. Я ходила в школу, чтобы повести его на обед, и узнавала, что он прогуливал уроки. Фанета винила переезд, меня, себя. Только не его. Говорила, что в Севилье он не был таким.

— Может, он просто становился старше, — сказал Даниель.

— Я так и говорила. Говорила, что ему пора бросить учебу, которую он ненавидел, и заняться чем-то полезным. Сеньор Маймо устроил его в торговлю тканями, на склад, и мальчик был очень рад этому.

— А ваша дочь? Как она отнеслась к этому?

— Фанета постоянно сводила проблему к тому, что он уходит из дома в слишком раннем возрасте, хотя я говорила, что многие ребята намного раньше него идут в подмастерья. Но она говорила, что все дело в переезде, который была вынуждена совершить, и изводила себя из-за этого. Хотя всем была ясно, что она не могла оставаться в Севилье.

— Почему?

— Свекор сказал ей, что собирается сдавать дом, в котором она жила, хотя Фанета пробыла вдовой меньше года. Сказал, что это разрешается, поскольку предлагал приютить ее в своем доме.

— Здесь этого бы не разрешили, — сказал Даниель. — Насколько я знаю.

— Я никогда о таком не слышала, — сказала Перла. — Она терпеть не могла этого человека и, как только смогла, приехала сюда жить вместе со мной.

— Должно быть, она пребывала в сильном горе, — сказал Даниель.

— Из-за смерти мужа? — спросила Перла с легкой улыбкой. — Нисколько. Она его ненавидела. Если б ее отец — мой муж — искал по всем королевствам мира, то не смог бы найти Фанете худшего мужа, чем этот сын его друга. Мало того, что он был для нее слишком стар, он был жестоким и разорившимся. — Сделала паузу, глядя на плывущие в небе легкие белые облачка. — Возможно, разумеется, что Рувим тосковал по отцу, хотя я ничего такого не замечала.

— Но почему вместо работы на складе тканей, — спросил Даниель, — вы с его матерью решили, что Рувиму нужно ехать в Жирону?

— В Жирону? Вы в своем уме? — сказала Перла. — Как он мог поехать в Жирону? Он мертв, его мать тоже.

— Рувим мертв? — сказал Даниель, от удивления забыв о тактичности. — Как это может быть?

— Они оба мертвы, — сказала Перла. — Моя Фанета и ее сын. Умерли в одну неделю от одной и той же болезни. Как вы могли не знать? Мы послали Мордехаю сообщение.

— Мы не знали. Насколько мне известно, никто в общине не слышал ни слова об их смерти, — сказал Даниель, запинаясь от смущения, что поднял такую мучительную тему. — Никто. Сеньора Перла, мне жаль об этом слышать, и еще более жаль, что я должен попросить вас рассказать об этом. Когда это случилось? Что стало причиной их смерти?

— Врач говорил о внезапном воспалении кишечника, вызванном какой-то инфекцией. Сказал, что сталкивался с этим и раньше, что эта инфекция обычно поражает молодых и крепких. Это случилось как раз перед большими праздниками.

— Перед ними? Вы уверены во времени?

— Сеньор Даниель, такие события не забываются быстро, — сказала Перла.

— Конечно, сеньора Перла. Прошу прощенья. Просто время смерти очень значимо. Можете сказать мне, как выглядел Рувим? Прошу вас. Это тоже важно.

— Как он выглядел? — Перла сложила руки на коленях и уставилась на них, словно вызывая в воображении его образ. — Он был красивым парнишкой. Худощавым, все еще похожим на мальчика. Но высоким. Глаза у него были материнские — зеленоватые, — а лицо формой походило на мое. Но кожа у него была не такой белой, как у матери, и волосы не такими светлыми. Собственно говоря, он был смуглым, темноволосым. В этом, как говорила Фанета, походил на отца. Не знаю, что еще можно сказать о нем. Никаких странностей во внешности, которые выделяли бы его, не было. Почему вы спрашиваете?

— Сеньора Перла, сразу же после больших праздников Рувим приехал в Жирону, — ответил Даниель. — Или кто-то, назвавшийся Рувимом.

Перла упрямо покачала головой.

— Нет. Он определенно не был Рувимом моей Фанеты. Это имя не такое уж редкое. В городе Мальорке есть другие Рувимы. Сеньор Мордехай отправил вас сюда для этого? Чтобы узнать у меня, как выглядел мой внук?

— Этот Рувим в Жироне представился сеньору Мордехаю как сын Фанеты, его двоюродной сестры. Будто член семейства.

— Как он выглядел? — прошептала Перла. На ее лице появилось выражение ужаса, и она подняла руки, словно защищаясь от врага.

— Невысокого роста, со светлой кожей и светлыми волосами, — ответил Даниель. — Цветом похожими…

— Слава богу, — сказала Перла, уронив руки на колени.

— Почему вы так говорите? — спросил Даниель.

— Потому что собственными глазами видела моего внука завернутым в саван. Плакала над его телом перед тем, как его увезли похоронить должным образом. Я бы не хотела просыпаться среди ночи и бояться, что его дух бродит, как говорят ведьмы, — ответила Перла. — Если этот Рувим такой, как вы говорите, он не родственник ни мне, ни Мордехаю.

— Он такой, как говорю. Я ехал с ним от Жироны до Сант-Фелиу-де-Гиксолс.

— Какой у него говор?

— Такой, сеньора, как я слышал в этом городе.

Грохот чего-то большого, упавшего между ними, заставил Перлу поднять взгляд на дом, затем покачать головой.

— Какой-то дрянной мальчишка присвоил имя моего Рувима и поехал в Жирону за деньгами, — прошептала Перла. — Скажите Мордехаю, пусть не дает ему никаких денег. Скажите… нет, — сказала она, покачав головой. — Скажите только это.

— Сеньора, сейчас проблема не деньги.

— А что же?

— Этот Рувим убежал, когда мы были в Сант-Фелиу, — думаю, из боязни, что в нем признают самозванца.

— Тогда проблемы нет.

— Проблема есть, — сказал Даниель. — Появился еще один человек, тоже утверждающий, что он сын Фанеты, только эта Фанета из страха за свою жизнь обратилась в христианство и воспитала его христианином.

— Моя Фанета? — произнесла Перла презрительным тоном. — Она ни за что не обратилась бы. Муж не смог побоями склонить ее к покорности, а свекор угрозами и деньгами. С какой стати она стала бы кланяться черни? После жизни в бедности замужем она сказала мне, что смерть ее не страшит. Но она не обращалась в христианство, уверяю вас. И не воспитывала Рувима как конверсо.

— Не знаете, кто могут быть эти самозванцы? — спросил Даниель.

— Прошу прощения, сеньора, — послышался голос за спиной Даниеля. Он обернулся и увидел женщину, худощавую, державшую на бедрах покрасневшие от работы руки, волосы ее были покрыты косынкой, она стояла в дверном проеме первого этажа. Рядом с ней был волочивший корзину с мокрым бельем мальчик лет восьми-девяти.