Клаудия Грос - Схолариум

Штайнер кивнул. Да, именно так он себе всё и представлял. Подозрение у них совершенно необоснованное, возникшее от растерянности, ведь в данный момент другого кандидата нет. И тем не менее такое подозрение подобно тени дьявола: появившись однажды, оно оказывается очень цепким, и требуется огромное терпение, чтобы от него избавиться.

— Я тебе верю, но это никакой роли не играет, — сказал Штайнер прощаясь. — Нам нужно найти убийцу, и лишь это имеет значение. Ты только не волнуйся, истина всегда становится явной, потому что избегает темноты.

Потом Штайнер отыскал Домициана. На вопрос относительно пути домой тот удивленно ответил, что вообще не шел по Марцелленштрасе. Он покинул пивную около половины одиннадцатого и уже вскоре был в схолариуме, он даже бежал, но все равно промок до нитки. Правда, никаких свидетелей у него нет, потому что остальные студенты еще не вернулись, а приор ушел на другой конец города навестить свою мать. Когда Штайнер спросил насчет отношений с Касаллом, Домициан сказал, что терпеть его не мог, но это совсем не причина лишать кого бы то ни было жизни.

— А почему же несколько недель назад он тебя избил? Для этого наверняка была причина.

Домициан уставился на него:

— Причина? Безусловно, таковая у него была, но мне кажется, что сейчас вы ищете возможность приписать это убийство мне. Я не выучил урока, вот и всё. А он набросился на меня, вы же знаете, у него всегда чесались руки.

— А потом тебе пришлось пролежать в постели целых два дня?

Домициан замкнулся в молчании, Штайнер тоже не сказал больше ни слова. Это на самом деле всё? Или же за этим событием скрывается больше, чем можно предположить? Он заставил студента дать образец почерка и наблюдал, как тот выводит слова большими, размашистыми буквами. И его письмена тоже не имели ничего общего с теми, что были обнаружены на пергаменте.

Надзиратель, которого Штайнер опрашивал следующим, сообщил, что случайно уснул и проснулся, только когда вернулись студенты; Домициана, который принес ему книгу от студента другого коллегиума и поэтому вернулся раньше других, он, к сожалению, не слышал.

Из расположенной поблизости кухни доносились покрикивания не вышедшего ростом де Сверте. Своим ангельским голоском он поносил служанок и критиковал грязные кастрюли. Штайнер остановился у двери и смотрел, как он, стоя на скамеечке, вытаскивает с полок одну посудину за другой, изучает их и громко ругается. Вдруг он заметил ожидающего его магистра и улыбнулся:

— О, господин магистр! Что привело вас в мою кухню?

— Мне бы хотелось поговорить с вами. О Домициане фон Земпере.

Карлик кивнул, слез со скамейки и провел Штайнера к себе в кабинет. Он предложил гостю стул, а сам примостился на краю стола.

— Что вы хотите узнать? Могли он убить Касалла? Вы понимаете, что это очень серьезное обвинение…

— Да, но он раньше остальных вернулся домой, и мне хотелось бы знать, во сколько он на самом деле пришел вчера вечером. Мне сказали, что вас не было, а надзиратель задремал. По крайней мере, он так утверждает.

Де Сверте улыбнулся:

— И поэтому попадает под подозрение? Может быть, они сговорились со студентом, кто знает… Нет, это абсурд. Но вернемся к Домициану. Слышали историю про наказание? Касалл редко избивал студентов столь сильно, как его, буквально до полусмерти. Они с самого начала не нашли общего языка, потому что фон Земпер держался заносчиво и надменно. Вы же знаете, что Касалл низкого происхождения. Но студент, даже из благородной семьи, все равно остается студентом, и его чванливые манеры Касалл направил против него же, как только появилась малейшая возможность показать Домициану, кто тут главный. А когда истерзанный, переполненный гневом и болью юноша лежал у себя в комнате, то кричал, что Касалл еще пожалеет. Я лично это слышал.

— Это могло быть мотивом, — задумчиво сказал Штайнер. — Кроме вас это еще кто-нибудь слышал?

— Может быть, он кому-нибудь говорил, я не знаю. Но, насколько мне известно, он испытывал непримиримую ненависть к Касаллу.

Штайнер кивнул:

— Вы знаете Домициана лучше, чем я. Что он за человек?

Карлик поболтал своими короткими ножками:

— Я бы назвал его счастливчиком. Богатый, из хорошей семьи, приятный, любимчик, но по-своему бессовестный, да, можно так выразиться. Берет все, что хочет, ибо считает, что по своему происхождению имеет на это полное право. Такие люди рождаются под счастливой звездой, они ощущают свою исключительность… Вы понимаете, что я имею в виду?

— Вы считаете, что он способен на убийство? Из-за уязвленного самолюбия?

— О, я считаю, что на убийство способен любой. Что мы знаем о глубинах души человека, который старается скрыть свои истинные чувства? Ничего не знаем, я уверен.

Штайнер молчал; карлик слез со стола и принялся ходить взад-вперед по комнате, как будто погруженный в мысли.

— Вы были у своей матери? — неожиданно спросил Штайнер.

Де Сверте кивнул:

— Да, до полуночи, надзиратель может подтвердить. Бедняжка совсем стара и больна, она рада любому собеседнику.

Штайнер встал и распрощался. Жаркий, душный день близился к вечеру, Штайнер распахнул плащ — символ артистического факультета. Пока он шел в сторону Марцелленштрасе, ему подумалось, что во всем этом есть некоторые странности: надзиратель уснул и проснулся только после одиннадцати, приор ушел к матери, и никто не мог подтвердить время возвращения Домициана в схолариум. Случайность или чье-то вмешательство? Но тогда получается, что кроме Домициана в курсе были еще двое, те, кто помогал ему осуществить злодейство, кто не хотел рассказать, когда же на самом деле он вернулся, потому что покрывали его.

Потом Штайнер вернулся к себе домой на Марцелленштрасе. Ему хотелось подумать, поэтому он отправился в сад. После смерти его сестры порядок там никто не поддерживал. Розы пропадали: их просто заглушили сорняки, которые, подобно наводнению, растекались во все стороны и не пощадили даже то место, где обычно сидел Штайнер. Сам он не предпринимал никаких попыток с ними бороться, просто наблюдал, как разрастается одно, похоронив под собой другое. Только теперь он осознал, что по-настоящему красивых цветов с большими бутонами становится все меньше «Нечто странное есть в природе, — подумал Штайнер. — Она подавляет красоту и отдает предпочтение простоте. Только человек способен приостановить этот процесс и в определенной степени повернуть его вспять, выдирая сорняки и таким образом создавая жизненное пространство для роз».

«А с людьми тоже так?» Штайнер задумчиво покачал головой. Как он осмелился сравнивать! У него на коленях лежал пергамент со странной загадкой. Чем дольше он думал, тем больше смущал его смысл этих слов. Господи, что же такое это единое, которое они проглядели? И кто это они ? Те, кто должен раскрыть обстоятельства смерти магистра? А что, если пергамент попал в книгу случайно? И что это за тень, которую заметил ткач? Был ли это убийца?