Кэролайн Роу - Утешение для изгнанника

Но Исаак не мог забыть голос своего великого учителя, Ибн аль-Байтара, в ответ на его просьбу, когда ему было двенадцать лет, на его заявление, что умерший соученик хотел бы, чтобы его драгоценная книга о травах досталась ему, Исааку, если б этот мальчик знал, что так внезапно умрет. «Самыми низкими и эгоистичными из наших желаний являются те, которые мы приписываем беспомощным мертвым, говоря, что этот или тот человек — если бы знал — хотел бы, чтобы нам досталось то, чего мы не осмеливались потребовать по своим заслугам».

Если бы Раймон хотел, чтобы его история стала известна всему городу, он разгласил бы ее сам. А почему не сделал этого? Может быть, знал или догадывался, что где-то у него есть родные, которые могут в этом случае серьезно пострадать.

Он поговорит с его преосвященством, но только о том, что знает не из сновидений Раймона или деревенских слухов в изложении Сибиллы, а по собственному опыту.

Юсуф выехал на другое утро на мышастом мерине, и даже его любимая кобыла в Жироне никогда не была так довольна тем, что ее седлают. Мерин, как только его вывели из конюшни, приплясывал в предвкушении дороги. Тем временем кобылу из Гранады массировали, чистили, расчесывали, кормили отборным кормом и всячески баловали, чтобы вернуть блестящую безупречность.

У Юсуфа была большая сумка с продуктами, свежей водой, чистым, чуточку влажным бельем, небольшой добавкой к его запасу монет — сеньора Эстелла признала, что арабская кобыла ценнее ее мышастого красавца — и копией документа об обмене.

В голову его были вколочены указания ехать через холмы к дороге на восток, которая приведет его к дому, а также много весьма интересных подробностей относительно Раймона Форастера и его отца, Арнауда.

Фелип, парень с конюшни, подошел к воротам, чтобы помахать на прощание рукой Юсуфу и Флетксе, мышастому мерину. Он знал, так как ему несколько раз было сказано, что они уезжают надолго и, может быть, никогда не вернутся. Но что такое «надолго», ему было трудно понять, потому что каждый день, казалось, приносил что-то свое, и до конца дня он то и дело выходил на дорогу посмотреть, не возвращаются ли они, и печально возвращался, когда его звали работать.

На третий раз появился другой всадник на другом коне и остановился возле Фелипа. У них завязался долгий разговор, гораздо более долгий, чем с кем бы то ни было, тем более с незнакомцем.

Когда всадник уехал, старая сеньора, наблюдавшая все это со своей кушетки с любопытством и некоторой озабоченностью, велела позвать парня к себе.

— Фелип, — сказала она, — садись, поговори со мной. Мария, принеси для Фелипа то блюдо с фруктами и орехами, а потом иди и не появляйся, пока я не позвоню.

Девочка поспешно сделала то, что было велено, а потом выбежала из комнаты на несколько минут драгоценной праздности.

— Кто был тот славный человек верхом на лошади? — спросила старая сеньора.

— Он не славный, — ответил Фелип, и глаза его наполнились слезами. — Он сказал мне плохие слова и уехал.

— Это нехорошо с его стороны, — сказала она. — Что ему было нужно?

— Ему был нужен Раймон. Он спросил: «Жил Раймон здесь?».

— И что ты ответил, Фелип? — негромко спросила она.

— Я сказал: «Здесь нет никакого Раймона».

— Ты прав, Фелип, никакого Раймона здесь нет. А что он сказал потом? — спросила она, зная, что тут нужны спокойствие и терпение, иначе толку от Фелипа не добьешься.

— Он повторял снова и снова: «Жил Раймон здесь?». Закричал на меня и сказал, что я дурак.

— Это некрасиво, — сказала мать Эстеллы. — А что сделал ты?

— Я сказал ему, что я не дурак, и назвал имена всех людей, кто здесь живет, и лошадей с мулами.

— Можешь назвать мне все эти имена? — спросила старая сеньора.

С довольной улыбкой, закрыв глаза, Фелип нараспев перечислил их. Упомянул и Юсуфа.

— Ты назвал и Юсуфа, когда этот человек спрашивал?

— Сказал и про Юсуфа, только, что Юсуфа здесь нет, Флетксы тоже, но его кобыла здесь, это красивая лошадь, но у нее нет имени.

— Верно, и ты должен придумать для нее хорошее имя, такое, чтобы ей понравилось. У тебя хорошая память, — твердо сказала старая сеньора. — Этот человек, наверно, был доволен, что ты помнишь всех.

— Нет. Он спросил, куда уехал Юсуф, но мне никто не говорил, куда Юсуф уехал. Потом он спросил меня, как Юсуф уехал, и я сказал, что на Флетксе. А он все кричал: «Как, как», а потом спросил, не в Льейду ли он поехал, а я не знал.

— Конечно, — сказала старая сеньора. — Откуда ты мог знать? Никто и не ждал от тебя этого. Твоей работы это не касается. Но ты очень хорошо вел себя с этим человеком, а он нехороший человек, и если появится снова, больше не разговаривай с ним.

— Почему?

— Потому что он говорил тебе плохие слова, а мне это не нравится. Теперь забирай то, что осталось на блюде, и пришли ко мне Марию.

— Спасибо, сеньора, — сказал Фелип, прижав деревянное блюдо к груди, и с гораздо более довольным видом, чем при своем появлении там, пошел искать маленькую служанку.

А старая сеньора лежала на своей кушетке и долго ломала голову над этим случаем.

В понедельник утром, когда солнце было еще на востоке, но поднялось достаточно высоко, чтобы заливать двор теплом и светом, Юдифь сидела у фонтана, шила в отчаянной попытке угнаться за ростом сына-младенца. Вениамин спал у ее ног в люльке, из которой тоже скоро вырастет. Когда раздался звон колокола у ворот, она отложила работу и быстро пошла открыть их. За воротами стояли двое незнакомцев, женщина и мужчина.

— Мы ищем дом сеньора Исаака, врача, — сказала женщина.

— Это его дом, — сказала Юдифь. — К сожалению, Исаака сейчас нет, но я жду его с минуты на минуту. Я его жена, Юдифь.

— Я Марта, жена… вдова Раймона Форастера, сеньора Юдифь, — сказала женщина. — А это мой управляющий, Эстеве.

— Входите, пожалуйста, сеньора Марта. Мой муж скоро вернется. Он пошел к епископу, тот наверняка слишком занят, чтобы отнимать у Исаака много времени. Хасинта, принеси нам холодного питья, — крикнула она и повела гостей в удобное место в тени. Через несколько минут маленькая служанка принесла им напитки из мяты и лимона, а также пряные закуски.

Воцарилось неловкое молчание, потом взгляд Марты упал на колыбельку.

— Какой очаровательный младенец, — сказала она. — Сколько уже ему?

— Всего три месяца, — ответила с улыбкой Юдифь.

— Только три месяца, и уже такой хорошенький, большой малыш, — заворковала Марта, склонясь над люлькой. — И спит, как ангелочек.

— Мне очень повезло, — сказала Юдифь. — Мой первый ребенок был не таким тихим…

И они заговорили о младенцах и зубках, проблемах и трудностях, поэтому, когда Исаак с Ионой вошли, женщины их не заметили.