Ингрид Паркер - Расёмон – ворота смерти

— Извини, Осада. — Тора снял с пояса связку монет и пересчитал их. — Пятнадцать — это все, что я могу потратить сегодня.

— Ладно, ешь и пей, но чтобы позабавиться по-настоящему, этого мало, — заметил Осада.

Тора со вздохом выложил пятнадцать монет.

— Я надеялся, что приведу с собой свою девчонку, но так никого и не нашел.

— Тебе не мешало бы попросить своего хозяина, чтобы платил больше, — сказал Дандзюро. — Я вот, например, собираюсь отметить праздник цветов как следует, среди местных «цветочков». А задаром они, как известно, не работают.

— Я предпочитаю работать сам, — возразил Тора. — А вы, горемыки, должно быть, настолько потеряли сноровку, что вынуждены платить девчонкам за то, что они вкалывают.

Дандзюро расхохотался вместе со всеми и поднял свою чарку.

— Ну и правильно, Тора, — захлопал в ладоши еще один его приятель, чьи волосы уже тронула седина. — Ешь да пей, набивай пузо, а если и отключишься, хлебнув лишнего, то еще неизвестно, много ли ты потерял.

— Спасибо, Кунисада, — со смехом отозвался Тора. — Вот это настоящий совет аптекаря. Я действительно сейчас умру от голода и жажды. А ну-ка, где тут у нас еда?

Служанка принесла еще горячего саке. Хорошенько выпив и немного побалагурив, они заказали себе настоящий праздничный стол — яйца, рыбный суп, рыбу «кису» в маринаде и печеные каштаны.

Осушив очередную чарку и наполнив ее снова, Тора добродушно оглядел сияющие лица своих приятелей.

— Выпьем за нашу хорошую компанию! Давайте же не расставаться и всегда наслаждаться общением друг с другом!

— Что-о? — завопил Дандзюро, отшатываясь в притворном ужасе. — Ты с ума сошел? Уж не знаю, что ты думаешь о моей удали, но для меня ты слишком костляв. Меня как-то больше тянет к женскому телу. Надеюсь, ты не облюбовал кого-нибудь из нас для того, чтобы поспать с ним?

Тора усмехнулся и покачал головой:

— Поспать — это, пожалуй, единственное, что мне сегодня осталось. Весь день не везло. Прослонялся понапрасну по рынкам и лавкам, да вдобавок еще получил оплеуху от спесивого торговца и парочки сановных мошенников.

— Что же произошло? — поинтересовался Кунисада.

— Вы, наверное, все знаете торговца шелком по имени Курата?

— Ты имеешь в виду большой магазин на улице Самэюси? Да, конечно, все знают Курату! — воскликнул Кунисада.

Дандзюро поспешил подтвердить:

— Курата! У этого счастливчика всегда найдутся деньги на женщин! Говорят, он поимел уже всех прелестниц в этом квартале!

Гончар расхохотался:

— А вы слышали новость? Курата не скоро еще заявится сюда! Старушка Кураты застукала его с одной из служанок и отдубасила обоих.

Все дружно расхохотались. Дандзюро простонал сквозь смех:

— Вот не повезло бедолаге! Старая наседка больше не пустит своего петушка к молоденьким курочкам!

— Так ему и надо, злобному ублюдку! Вечно колотит девчонок, — проговорил гончар.

— А почему он не уймет свою старуху? — спросил Тора.

— Этот магазин — самый большой в городе, только принадлежит он не Курате, а его жене, — объяснил Уэда.

— Как же это получилось?

— А он в семье приемный [5] Старинный японский обычай в случае отсутствия сыновей усыновлять зятя, делая его наследником имущества и семейного имени. В такие зятья идут бедные молодые люди. . Дочка старого Кураты еще в молодости была уродливой злюкой, и они никак не могли найти парня, готового жениться на ней, особенно когда старик объявил, что за ней останется все имущество. Когда она снюхалась с приказчиком и зачала от него ребенка, ее отец так обрадовался, что охотно усыновил приказчика и дал ему вместе с дочкой свое имя. Вот везучий ублюдок!

Дандзюро фыркнул:

— Да уж какое тут везение! Эта карга не только владеет всем имуществом, так еще лет на пятнадцать старше своего муженька и притом страшна как сушеная слива.

Вскоре явилась служанка и прибрала на столике, а еще через некоторое время дверь отворилась, и в зал плывущей походкой вошли три девушки с музыкальными инструментами. Первая была постарше двух других, лет под тридцать, но очень красивая. Салатовое кимоно с красной оторочкой шло ей как нельзя лучше. В руках она держала лютню. Ее сопровождали две обворожительные девушки, с цитрами, в кимоно из бледно-сиреневой и бежевой парчи. Одна из них особенно понравилась Торе.

Мужчины радостно приветствовали их, и девушки поклонились. Потом они сели напротив гостей, приняв красивые позы, и заиграли.

Тора предается развлечениям в веселом квартале

Тора не был большим любителем музыки, но не мог оторвать глаз от девушки в сиреневом кимоно. Когда она улыбалась ему, на щеках ее появлялись очаровательные ямочки. Девушки исполняли лучшие из популярных песен, и их игра очень понравилась мужчинам. Кунисада предложил им саке. Старшая из девушек, вежливо отказавшись, предложила сыграть что-нибудь по их просьбам, и вся компания оживилась. Они заказали еще несколько бутылок саке, а Тора все бросал красноречивые любвеобильные взгляды на очаровательную цитристку. Потом Дандзюро попросил дам станцевать. Старшая покачала головой, а те, что помладше, тихо засмеялись. Глядя на ту, что приглянулась ему больше всех, Тора молитвенно сложил на груди руки. Она едва заметно кивнула, украдкой бросив взгляд на дверь. Но все испортил Дандзюро, осыпав всю троицу сальными комплиментами. Плохо владея собой от спиртного, он закончил многословную тираду грязным предложением. Старшая из девушек поднялась и сделала знак своим подругам. Все трое, низко поклонившись, удалились.

— Посмотри, что ты наделал, Дандзюро! — накинулся на него Кунисада. — У тебя свинские манеры. Неужто не можешь отличить благопристойную исполнительницу от уличной девки? Ты только что оскорбил знаменитую госпожу Сакаки.

Но Дандзюро только хохотал и громко требовал женщин. Тут же старая тетушка впустила в зал стайку ярко разодетых и густо умащенных красками девиц. Воспользовавшись всеобщей суматохой, мужскими криками и девичьими визгами, Тора незаметно выскользнул из комнаты.

Он догнал музыканток почти у самого порога:

— Постойте, сестрички!

Они обернулись, и старшая учтиво, но сухо сказала:

— Прошу прощения, господин, но нам еще предстоит играть в другом месте.

Тора поклонился и извиняющимся тоном произнес:

— Госпожа Сакаки, пожалуйста, простите моего друга за грубое поведение. Он был опьянен вином и вашей красотой. Очень жаль, что его уши не предназначены для музыки. Что же касается меня, — тут Тора солгал, — то я пришел только для того, чтобы послушать вашу игру. Мне очень хотелось бы исправить это неловкое положение, поэтому позвольте пригласить вас всех на ужин, когда вы закончите работу.