Ингрид Паркер - Расёмон – ворота смерти

— Я постараюсь помочь тебе, — проговорил Акитада, — но ты должен рассказать мне все, что знаешь о личной жизни Омаки, о ее друзьях и семье.

С низким поклоном, выражавшим искреннюю благодарность, парень отвечал:

— Боюсь, господин, мне известно немногое. Я познакомился с Омаки в веселом квартале. Вообще-то нам туда ходить не положено, но знакомые студенты однажды взяли меня с собой. Ночью мы перелезли через стену. Я тогда, помнится, ужасно боялся. — Акитада понимающе кивнул. Конечно, этот одинокий неказистый паренек охотно принял подобное предложение товарищей, даже если и имел на этот счет другое мнение. — Омаки играла на лютне в увеселительном заведении, в которое мы пришли. Она играла так прекрасно, и сама была такая красивая! — Он улыбнулся, вспомнив девушку. — Потом я стал ходить туда при каждой возможности, и однажды Омаки заметила меня и улыбнулась. Когда она закончила играть, я набрался смелости и подошел к ней. Мы прогуливались вдоль реки. Она казалась мне восхитительной. Омаки рассказывала о себе, о своей бедной семье и о том, как она несчастлива. Мачеха била ее, заставляла подниматься с рассветом и выполнять всю работу по дому, даже когда Омаки возвращалась из веселого квартала совсем затемно. Сколько раз она признавалась мне, что или убежит из дома, или наложит на себя руки! — Нагаи тяжело вздохнул.

— А с кем она работала? Что это были за люди? Она говорила тебе о них?

— Не много. Тетушка, хозяйка заведения, понуждала ее торговать своим телом, но Омаки хотела быть гейшей. Я знаю, многие говорили о ней гадости, но ведь это лишь доказывает, что она была приличной девушкой. Правда, господин?

Акитада не разделял этого убеждения, однако кивнул.

— Что же о ней говорили? И кто? — спросил он.

— Приятели, с которыми я ходил туда. Но только они лгали. Они всегда высмеивали меня. — И, подняв робкий взгляд на Акитаду, он добавил: — Я тогда думал, что они завидуют мне, ревнуют.

— Понимаю. А кто-нибудь еще был хорошо знаком с Омаки?

— Она брала уроки игры на лютне у профессора Сато. Профессор Фудзивара и профессор Сато часто посещают веселый квартал. Впервые повстречав их там, я испугался, что они заставят нас пойти домой, но приятели посоветовали мне не беспокоиться. Я даже как-то обратил внимание профессора Сато на Омаки, и ей удалось записаться к нему в ученицы. Я тогда очень обрадовался, потому что теперь мог видеть ее и в течение дня. Мы всегда встречались после ее урока и иногда гуляли в парке. Гуляли до самого последнего дня. — Нагаи вздохнул и снова смахнул слезу.

— А что остальные? Ее подруги, другие гейши, хозяева заведений?

— В веселом квартале есть еще одна лютнистка, но они с Омаки не ладили. Омаки говорила, что эта женщина слишком гордая. А подружек она считала пустышками.

— Может быть, среди друзей Омаки были мужчины?

— Омаки не дружила с мужчинами! — с чувством воскликнул юноша. — Она не была дешевой уличной женщиной, что бы там ни говорили! И с тех пор, как мы познакомились, никаких мужчин у нее не было!

Хироси смело смотрел Акитаде в глаза, но тот затруднялся определить, чем была вызвана такая отчаянная мука на этом невзрачном лице — горем утраты, осознанием отверженности или какой-то тайной.

Вздохнув, Акитада поднялся.

— Ну что ж, не густо, но попробую разобраться. А ты, если вспомнишь что-нибудь еще — какие-нибудь слова Омаки или, быть может, сплетни о ней, способные пролить свет на ее знакомства, — пришли мне весточку.

— Покорнейше благодарен вам, господин! — с жаром воскликнул Хироси и, гремя оковами, простерся ниц на каменном полу.

Акитада постоял еще немного, глядя на его жалкую, нескладную фигуру. Глубокая печаль, переполнявшая сердце Нагаи, казалось, выплеснулась наружу, затопив тесную тюремную камеру и увлекая в свою пучину ее обитателя да и самого Акитаду. Пожав плечами, он повернулся и вышел.

Тора зашел за маленьким князем, и, как закадычные приятели, они отправились в город покупать бумагу и веревку. Мальчик светился от радости и жадно стрелял глазенками по сторонам, когда они вступили в торговый квартал. Только чувство собственной значимости не позволяло ему останавливаться перед каждой витриной или прилавком с товарами. Чтобы скрыть неподобающее его персоне любопытство, он завел с Торой разговор.

— В этой лавке большой выбор вееров. — Мальчик замедлил шаг, чтобы полюбоваться товаром. Тора бросал на вееры небрежный взгляд, соглашался и продолжал путь. — Неужели люди съедают все эти рисовые лепешки, которые пекарь выкладывает на лотки?

— Как правило, да, — отвечал Тора. — А что не удается распродать, он съедает сам или жертвует храму как дар божествам.

Мальчик останавливался и жадно глазел на лепешки.

— А не напрасно ли он это делает? — вопрошал он. — Особенно когда жертвует вон те лепешки с начинкой. Богам ведь все равно, с начинкой они или нет. Подозреваю, что лепешки достаются монахам, а не богам. А ты как думаешь?

Тора, волей-неволей вынужденный остановиться, посмотрел на маленького князя с удивлением:

— Вы что же, не верите в богов?

Мальчик отвернулся, проводив лепешки долгим, исполненным тоски взглядом.

— Не знаю. Я ни разу не видел ни одного бога — не видел, чтобы он принимал пищу или сделал хоть что-нибудь полезное. — Они пошли дальше, и он спросил: — А сколько стоят эти лепешки с начинкой?

— Три медные монеты. А богов, к вашему сведению, увидеть нельзя, потому что они бестелесны. — Внезапно Тору осенила мысль, и он заметил: — Странно слышать от вас такие речи о богах. Не потому ли вы так на них сердитесь, что они забрали у вас вашего дедушку?

Мальчик, подскочив на месте, уставился на Тору:

— Дедушку забрали не боги!

Тора воздел руки к небу.

— Простите меня великодушно и забудьте о моем вопросе! — Тора не знал, чем вызвал у мальчика такую бурную реакцию, но чувствовал, что коснулся больной темы. С опозданием он осознал, почему ребенок интересовался лепешками. — А ну-ка давайте вернемся к лавке пекаря. Я вдруг понял, что ужасно голоден, а эти лепешки пахли так вкусно. Я бы взял себе с начинкой. А вы?

Мальчик напустил на себя равнодушный вид.

— А мне все равно. Выбирай сам.

Тора зашел в лавку, купил две хрустящие лепешки и, вернувшись, протянул одну мальчику.

Маленький князь принял подношение молча, без слов благодарности и тут же с аппетитом впился в лепешку зубами.

— М-м-м! — приговаривал Тора, набивая рот рисовой крошкой и начинкой из соевой пасты. — Ох вкусные лепешки! А начинка… — Он откусил еще кусочек, так что паста выдавилась ему на подбородок. — Ну просто объедение!

Мальчик, глядя на него, захихикал.