Николай Свечин - Московский апокалипсис

– Нет, но…

– Кого же ты рассчитывал тут увидеть? Таитянок? Или китаянок? Я работаю с тем материалом, какой есть. И знаешь – никто пока не жаловался. Ты первый!

– Да что я…

– Повторяю: у лейтенанта всего час. Он убьёт тебя, когда узнает, что половину этого времени ты пререкался со мной.

И часовой перестал спорить и пропустил Ахлестышева с девушками внутрь.

В караулке навстречу гостям поднялся высокий красивый лейтенант с новеньким орденом на груди.

– Кто вы? И как сюда прошли?

– Господин Пуайе! – торжественно начал рыжий. – Господин майор гвардии Шот имеет честь поздравить вас с наградой! И просит принять в подарок этих двух прелестных особ.

– Ничего не понял, – нахмурился офицер. – Какой подарок? Что за бабы?

– Ну как же! Вспомните: в Вене, когда Шот получил чин майора, вы прислали ему блондинку вот с таким филеем!

– Да-да-да… – просветлел лицом лейтенант. – Как же! Было дело! Так значит этот баловник…

– …Отдаёт вам долг двойной мерой! Эти русские нимфы ваши на целый час.

Полдюжины фузилёров, внимательно слушавших разговор, радостно вскричали в один голос:

– Ай да майор!

– Вот это достойный ответ!

– Повезло же нашему лейтенанту!

Сияющий Пуайе обежал девушек, потрогал Мортиру за задницу и сообщил восхищённо:

– Много толще, чем у той, в Вене!

– Лейтенант, – учтиво поклонился Ахлестышев, – позволю себе напомнить, что у вас только один час. Так оплатил ваш друг. Если мои девочки понравятся, то милости прошу в Фуркасовский переулок. В любое время дня и ночи. Вот, тут всё написано.

И он вручил начальнику караула заранее приготовленный листок.

– И мне! И мне! – протянулись к Петру сразу несколько рук. Он вынул из “маньки” целую стопку объявлений и раздал всем желающим.

– Три франка за час, господа. Как видите, мы их хорошо кормим, вы останетесь довольны!

Лейтенант не глядя сунул бумажку в карман мундира и сказал, не сводя блестящих глаз с Мортиры:

– Ну, давай же! Час всего!

Медленно и притягательно-порочно девушка стала развязывать шнурки корсажа. В караулке установилась мёртвая тишина: семеро мужчин, затаив дыхание, смотрели на неё. Лейтенант начал покрываться красными пятнами…

– Ну, я пойду, погуляю, – пробормотал Ахлестышев, пятясь спиной к дверям. Никто даже не повернул головы в его сторону.

Выйдя в пустой коридор, партизан перевёл дух. Уф… Охрана надолго отвлечена. Но у входа стоит придворный экипаж. Место бойкое: напротив, в Чудовом монастыре, квартира маршала Даву, за углом – Кремлёвский дворец с Бонапартом и всей его свитой. Какой-нибудь вшивый камергер пойдёт мимо, заинтересуется, что здесь делает карета – и операция сорвётся. Надо было на время убрать её от подъезда.

Ахлестышев сбежал со ступеней и протянул часовому недорогую манильскую сигару.

– Ну, веселье началось! Закури пока.

Тот понимающе хихикнул и сунул подарок в патронную сумку.

– Спасибо! Там бабы, а ты околачивайся тут, словно огородное пугало. И курить на посту запрещено. Вон лучше кучера угостите.

Пётр отошёл к карете, дал сигару Леону и сказал ему вполголоса:

– Помаячь ещё немного. Когда мы выйдем, отвлечёшь часового. Как только наш человек сядет внутрь, отъезжай и вставай вон в том проулке, позади Сената. Следи за крыльцом. Увидишь, что появились девушки – тут же подлетай.

И опять вернулся в кордегардию. Подошёл к двери караулки, прислушался – изнутри доносились громкие оживлённые голоса. Теперь всё зависело от удачи. Кулеврина с Мортирой своё дело знают – фузилёры позабудут о времени. В самом коридоре никого нет, лишь на улице у запасного выхода стоит второй часовой. Ещё когда Ахлестышев сидел здесь, то запомнил местные порядки. Французы чувствовали себя в кордегардии по-хозяйски и не имели привычки патрулировать коридор или заглядывать в камеры. Помешать побегу могли появление следователя или доставка новых арестантов. Поэтому нужно было торопиться.

Каторжник быстро прошёл в дальний конец коридора и первым делом убавил пламя в настенной лампе. Затем вынул набор отмычек и стал пробовать их, по очереди вставляя в скважину. Воровской инструмент ему выдал Тетей, предварительно заставив описать запоры. Из Оружейной палаты намечали сделать музей, а не тюрьму, поэтому замки тут были самые заурядные. Уже вторая отмычка сработала. Ахлестышев распахнул дверь, шагнул в камеру и тут же закрылся изнутри. У стены стоял штабс-капитан с расширенными от удивления глазами.

– Тихо! – прошептал ему Ахлестышев. – Карета у входа. Спокойно выходим. Постарайтесь забраться в неё, пока я отвлекаю часового.

Ельчанинов постоял секунду, потом кивнул головой: “понял”.

Пётр осторожно высунулся в коридор. Пусто! Он вывел офицера, запер той же отмычкой дверь, по пути прибавил пламени в лампе. Ничто не должно насторожить охрану раньше времени…

Они прошмыгнули мимо караульного помещения, и вышли на крыльцо. Наступил самый опасный момент. Часовой стоял к ним спиной. Он начал поворачиваться на звук шагов, но Леон спрыгнул с козел и завязал с ним разговор. Ахлестышев пристроился сбоку и закрыл французу обзор. Ельчанинов воспользовался этим и в одно мгновение забрался в карету.

Есть! Пётр мигнул кучеру: отъезжай. Тот воровато оглянулся и сказал караульщику:

– Встану-ка я вон за тем сараем, пока начальство не заметило…

Экипаж отъехал, а Пётр остался развлекать фузилёра.

– Твоему лейтенанту понравился подарок!

– Меня сменят только через час, – пожаловался тот.

– Не успеешь. Ничего, ребята тебе перескажут…

– Ты смеёшься, а знаешь, как трудно найти молодую женщину в этом городе? Солдат сто тысяч, а их в десять раз меньше! Я уже начал забывать, как это делается…

– На, – партизан вынул из “маньки” и протянул собеседнику объявление. – Приходи сегодня вечером в Фуркасовский переулок. Это во Французском квартале, между Лубянкой и Мясницкой. Я сделаю тебе скидку. Так это стоит три франка, а ты отдашь два.

– Спасибо, – обрадовался фузилёр, запихивая листок в карман. – Я прибегу засветло. В темноте теперь ходить опасно!

Они стояли и курили. Ахлестышев не выпускал из виду экипаж и часто поглядывал на циферблат брегета. Скорее бы уж прошёл этот час! Вдруг он увидел, как к Леону подошёл какой-то тип в придворном мундире и стал ему резко выговаривать. Этого только не хватало! Сбылись самые худшие из его опасений.

Незнакомец тем временем перешёл на крик и пытался отобрать у кучера поводья. Он требовал, чтобы Леон куда-то ехал, а тот – вот молодец – отважно мотал головой и не трогался с места. Нельзя было терять ни секунды. Пётр побежал через площадь, ловя на себе взгляды окружающих. Вся секретная операция повисла на волоске! Придумав на ходу нужные слова, каторжник схватил крикуна за рукав и развернул к себе.