Дж. Джонс - Пустое зеркало

— Впечатляет, — пробормотал Гросс, листая страницы.

После обеда он удалился к себе в спальню читать записки Вертена. А тот тем временем попытался наметить ход расследования с учетом нового подозреваемого, наследника трона. Можно, конечно, попытаться проникнуть в Нижний Бельведер, например, выдав себя за журналиста. Вертен тут же отбросил эту мысль. Если за всеми убийствами стоит Франц Фердинанд, то он, разумеется, хорошо знает, кто такие и Гросс, и Вертен. Не исключено, что приказ об их устранении отдал именно он. Так что встретиться с эрцгерцогом, наверное, можно, а вот вернуться после встречи живым — маловероятно. И все же ему очень хотелось посмотреть этому человеку в глаза.

Его размышления прервал ввалившийся в комнату Гросс.

— Боже, Вертен, я чувствую себя законченным глупцом! У меня что, не было ушей? Или я не знаю, как надо слушать свидетелей? Да и вы тоже. Сами написали здесь черным по белому объяснение, как это люди исчезали, и не обратили внимания.

— И что там такое? — насторожился Вертен.

— Вы помните разговор с фрау Новотны? Женщиной, которая видела, как мимо ее дома проходил герр Фрош?

Вертен кивнул. Да, от проницательного взгляда этой пожилой женщины, наверное, не скроется никакая мелочь в округе.

Гросс плюхнулся в кресло перед догорающим камином.

— И вы помните, что еще рассказала нам эта добрая женщина, кроме того, что видела герра Фроша?

— Что-то говорила, но ничего относящегося к нашему делу.

Гросс широко улыбнулся:

— Я полагаю, вы в своих записях ничего не домысливали?

— Я записывал все наши разговоры по возможности близко к тексту. — Вертен даже обиделся.

— И правильно делали, дружище. Позвольте мне кое-что процитировать из ваших записей. На мой вопрос, не стояли ли в тот вечер здесь какие-нибудь экипажи, фрау Новотны ответила буквально следующее: «Тут всегда стоит одна карета. Или две. Это ведь не Оттакринг какой-то. У нас тут вокруг живут достойные господа. И городские власти заботятся, содержат все в должном порядке. В тот вечер тоже, помню, ремонтировали сточную трубу. Вон там».

— Ну и что в ее словах особенного? — удивился Вертен.

— Как что? А самая последняя фраза?

— Насчет ремонта сточной трубы?

Гросс поднялся с кресла и заходил по комнате.

— Да, Вертен. Теперь мы знаем, как убийца организовывал исчезновение людей.

— Он засовывал их в канализационную трубу.

Гросс вскинул указательный палец.

— Совершенно верно.

— Гросс, я не перестаю вами восхищаться. — Вертен оживился. — Ведь под городом существуют настоящие катакомбы, оставшиеся после турецкой осады. По ним можно незаметно и довольно быстро попасть из одного места в другое. Конечно, такое путешествие доступно только посвященному.

— Вот что мы сделаем первым делом завтра утром, — сказал Гросс. — Посетим департамент общественных работ. И проверим, действительно ли вечером двадцать второго августа в том месте ремонтировали трубу. Если нет, то, значит, мы напали на верный след. Убийца изображал рабочего канализации. Намеченные жертвы не обращали на него никакого внимания. А он быстро с ними расправлялся и прятал под землю.

— Но остальные эпизоды дела нам проверить не удастся, — заметил Вертен. — Неизвестно, где именно он захватил этих несчастных.

— Это уже не важно, — заверил его Гросс. — Думаю, все происходило примерно так же. Убийца расставлял свой капкан в виде навеса над открытом люком, как будто там ведутся какие-то работы, и ждал подходящую жертву. Это всегда происходило поздним вечером, в начале ночи, когда кругом безлюдно. А вот то, что он так нагло действовал в случае Фроша, когда еще не стемнело, весьма показательно. Значит, для него было важно убить именно бывшего камердинера кронпринца Рудольфа. Остальные были выбраны случайно и убиты для прикрытия этого преступления. В случае с Фрошем убийца не имел возможности выбирать время и место. Но все равно он должен был сделать так, чтобы это убийство было похоже на прежние.

— Но все это не выводит из-под подозрения Биндера. Он вполне мог выдавать себя за рабочего канализации, усыплять людей хлороформом и тащить по катакомбам к тому месту, где оставил свой экипаж. Затем он вез их на садовый участок, чтобы проделать свою ужасную процедуру, а оттуда в Пратер.

— Правдоподобно, — согласился Гросс, снова усаживаясь в кресло. — Это означает, что нам нужно теперь все внимание сосредоточить на герре Биндере. Прежде мы пытались доказать его виновность. Теперь будем делать обратное. Искать любые зацепки, чтобы объявить его невиновным.

Утром в департаменте общественных работ им довольно легко удалось получить нужные сведения. Гросс представился арендатором собственности в том районе, а Вертен его адвокатом, и им без всяких вопросов показали записи о работах и срочном ремонте на этот год и на будущий. Графа 22 августа 1898 года была не заполнена.

— Учет работ ведется только в вашем офисе? — поинтересовался Гросс у служащего, прыщавого юнца, наверное, только что закончившего гимназию.

— Только у нас, — ответил тот, высокомерно поджав губы.

Они вышли на улицу. Дождь уже прекратился, и вообще погода налаживалась.

Теперь им предстояло получить предсмертную записку герра Биндера, что было много сложнее.

В полицейском управлении дежурный сержант проводил их в кабинет инспектора Майндля.

— Давно не виделись, — произнес инспектор наигранно-шутливым тоном. Но его настороженный взгляд выдавал отнюдь не веселое настроение.

Не иначе как получил взбучку от начальства, подумал Вертен.

Его подозрение вскоре подтвердилось. Когда Гросс поведал инспектору Майндлю свою обычную байку о подготовке материалов для «Архива криминалистики», тот вскинул руки и резким категорическим тоном ответил, что больше ничего для них сделать не может.

— Но почему, дружище? — спросил криминалист, разыгрывая наивность.

— Просто не могу, профессор Гросс. Все закончено.

— Что закончено? Наши отношения как коллег?

— Ладно вам, профессор, — возбужденно произнес Майндль. — Вы знаете, о чем я говорю. О вашей одержимости обнаружить абсурдную связь между убийствами в Пратере и другими событиями, чуть ли не мирового значения.

Гросс и Вертен сочли благоразумным на это не отвечать.

— Как вы не понимаете, — продолжил Майндль, — дело давно закрыто. Неужели вам больше нечем заняться?

Они продолжали молчать.

— Я же сказал, что не могу, — не унимался инспектор.

Его слова встретила тишина, нарушаемая лишь тиканьем часов на стене.

— Ладно, — в сердцах бросил Майндль. — Но это в последний раз.

— Конечно, мой друг, — быстро проговорил Гросс.