Кристоф Доннер - Король без завтрашнего дня

Крошечный песик Муфле сидел, не шевелясь, на кровати, в ногах у больного дофина.

Этот песик — очень важная деталь.

Так же как и книга на ночном столике у изголовья — «Краткий сборник историй о славных деяниях монсеньора герцога Бургундского». Эту книгу Людовик XVI унаследовал от своего старшего брата — зловредный Бургундец заставлял его учить ее наизусть, и сейчас, двадцать лет спустя, став королем, Людовик XVI подарил ее дофину. Позже эта книга перейдет к Нормандцу — она будет с ним и в Тампле. Но сейчас книга лежала у изголовья больного, и Людовик XVI предложил почитать из нее какой-нибудь отрывок.

«Нет, не нужно. Я очень расстроен. Мама не хочет, чтобы я появился на парадном приеме, который вы устраиваете для послов султана».

«Я подумала, что это будет для вас слишком утомительно», — объяснила королева.

«Да нет же, я знаю, что вовсе не поэтому. Она не хочет, чтобы меня видели. Она меня стыдится».

«Это безумие! Разум принца помутился от болезни! Скажите ему, ваше величество, как сильно я его люблю, как я плачу над его страданиями! Скажите ему об этом!»

«Вы слышите, мальчик мой, королева вас любит!»

«Тогда пусть разрешит мне быть на приеме! Я хочу увидеть слонов, перед тем как умру…»

«Ну, не говорите глупостей…»

«Я спрячусь в закрытых носилках. Пусть меня туда принесут прямо на кровати».

«Но врачи этого не разрешают!» — воскликнула королева.

«Почему они должны обо всем судить? Пусть король им скажет, чтобы разрешили».

«А если эта поездка вас убьет?»

«Да я и так умру!»

Дофин резко приподнялся на кровати, еще сильнее задыхаясь от ярости.

«Она меня не любит! Она любит только своего ублюдка!»

Мария-Антуанетта встала и направилась к дверям, уводя с собой Нормандца.

«Да, вот именно! Пусть убираются оба! Я больше не хочу их видеть!»

Король бросился к сыну и крепко обнял его, пытаясь заставить замолчать.

«Бог да простит вас, мальчик мой, Бог да простит вас!»

«Бога нет! Я это знаю! Я прикажу вынести все кресты, все распятия из этого дома!»

«Но если вы так хотите изгнать Его из дома, — тихо произнес король, стирая пот со лба ребенка, — это значит, что Он существует».

Резким взмахом руки принц смахнул на пол все, что было на ночном столике: стакан с водой, свечу и книгу о деяниях герцога Бургундского. Король с сокрушенным видом подобрал все это, в то время как песик Муфле забился под диван.

«Вы не верите в Его милосердие. Но Он вас не оставит».

«Да уж конечно!»

«Это так!»

«Тогда почему я болею? Разве я не дофин?»

«Господь хочет показать нам нечто».

«Что же? Я — Его дитя на этой земле. И вот, видите, я умираю. Что я сделал? Скажите мне, что я такого сделал?!»

«Мой сын! Мальчик мой!»

«Не трогайте меня! Почему вы все еще здесь, со мной: Я же монстр! Посмотрите! Мои руки уже не похожи на человеческие конечности! Они скрючены! Я весь скрючен!»

Дофин отбросил простыни, и король увидел жесткий корсет, сжимавший тело его сына, бесполезный пыточный инструмент.

«Молитесь, мальчик мой… Молитесь со мной».

«Я не хочу умирать!»

«Отче наш, сущий на небесах!..»

«Спасите меня!»

«Да святится имя Твое…»

Мальчик упал на колени, целуя руку отца и заливаясь слезами.

«Да приидет Царствие Твое; да будет воля Твоя и на земле, как на небе…»

4 июня 1789 года ребенок, который не хотел умирать, умер. Его высохшее тельце и искаженное лицо теперь расслабились, успокоились. В колеблющемся свете свечей, окутанный ароматами благовоний, которые курились всю ночь, он вновь стал красивым. Отец гладил его холодные, уже окоченевшие руки, прижимал губы к его ледяным губам. Он делал это без страха и отвращения, поскольку желал только одного: чтобы его самого наконец забрала смерть, на протяжении стольких лет губившая его родных. Затем король осторожно попытался разжать мертвые пальчики, сжимавшие книгу о герцоге Бургундском. Послышался сухой хруст сломавшегося сустава — это был ужасный звук.

Королева не приехала в Медон проститься с умершим сыном — правила этикета это запрещали. Единственный раз в жизни этикет принес ей облегчение.

Нормандец возился в своем маленьком садике, за которым сам ухаживал. Сейчас он занимался розами, которые предназначались в подарок для матери. Вокруг стояли примерно двадцать придворных. Светило солнце, щебетали птицы. Ребенок окапывал розовые кусты. Какой-то мужчина сказал, обращаясь к нему:

«Вы славно трудитесь, месье, но чего ради? Садовник в два счета сделает то же самое».

Человек, осмелившийся заговорить в такой манере с принцем, судя по всему, не был дворянином. Он был одним из тех людей, которые в течение нескольких последних недель свободно гуляли по парку, и никто во дворце толком не знал, кто они такие. Они болтали друг с другом во время прогулок, потом возвращались в Зал для игры в мяч, но не для того, чтобы играть. Порой оттуда доносились резкие выкрики и перебранка, но никто не понимал, из-за чего они ссорятся. Нормандец их не любил — они были плохо одеты, и от них скверно пахло, но хуже всего было то, что они, казалось, смеялись над ним. Этот, который сказал о садовнике, вообще уже перешел все границы приличий!

«Мой папа мне подарил этот сад, чтобы я сам за ним ухаживал. Но вообще-то я просто работник. А цветы и все остальное — для мамы».

Нормандец не был ни чересчур развитым для своих лет, ни сверходаренным — он был совершенным. Все в нем дышало изяществом, умом и добротой. Это был идеальный ребенок. Его ответ привел всех в восторг.

«Это заслуживает бисквита!» — воскликнула герцогиня де Полиньяк.

Кругом засмеялись и зааплодировали. Другие дети тоже бросились за бисквитами. Нормандец, воодушевленный своим успехом, попросил устроить игру в жмурки — это была его любимая игра. Он обожал бегать с завязанными глазами, хлопая всех подряд, и весь так и лучился счастьем, несмотря на повязку. Из-за нее он не заметил, как приблизился месье Вилльдей, домашний секретарь короля, с песиком Муфле на руках.

Воцарилась тишина.

Песик узнал Нормандца, резко дернулся, освободился из рук секретаря и бросился к принцу, который сразу понял, что означает его появление. Он снял повязку. Месье Вилльдей объявил ему, что дофин, его брат, умер.

«Папа, наверно, очень огорчен», — сказал принц, слегка удивленный тем, что сам он вовсе не огорчен, даже напротив — почти счастлив.

Ему хотелось смеяться от радости. Разве это не здорово — стать наследным принцем?

«Приказ, данный мне его величеством, обязывает меня сообщить монсеньору герцогу Нормандскому, что 4 июня 1789 года король объявил его наследным принцем Франции».

Все склонились перед ребенком в поклонах и реверансах.

«Да здравствует монсеньор дофин! Да здравствует монсеньор дофин!»