Имоджен Робертсон - Орудья мрака

— Когда мы видели ее, все было иначе, — громко заметил Краудер. — Я предлагаю вам пойти и посмотреть еще раз. Разумеется, если это дознание не замышлялось как совершенный фарс.

Присяжный обернулся к своим коллегам и, увидев, что они кивают, с некоторой застенчивостью спросил:

— Может быть, вы пойдете и покажете нам все это, господин Краудер?

Однако не успел анатом ответить, как их прервал резкий голос коронера.

— Довольно, Эдвард Хеджес! Роль присяжного не предполагает обращение к собравшейся здесь публике.

В толпе снова послышались ворчание и проклятия. Господин Хеджес повернулся к коронеру с видом оскорбленной невинности:

— Я лишь сказал…

— Довольно, говорю я вам! Господин Краудер, прошу вас, садитесь. Суд не признает ваших доводов.

— Тогда к черту суд! — послышался крик из центра толпы.

Раздался смех, и даже Харриет улыбнулась. Она протянула руку Рейчел, обхватила ее ладонь и крепко прижала к своим коленям. Сквайр шагнул вперед; его лицо густо покраснело.

— Господин Краудер! По какому праву вы учите нас выполнять наш долг?

Майклс выпрямился. Повернувшись к сквайру, Краудер посмотрел на него поверх своего длинного носа.

— Я обучен анатомии и натурфилософии. Пусть я недавно живу в этом городке, однако при этом остаюсь заинтересованным подданным короля. Я охотно поделюсь с присяжными всеми знаниями, имеющимися в моем распоряжении. Мне представляется, что во время осмотра тела им не оказали должного содействия.

В толпе раздались одобрительные возгласы. Сквайр смерил анатома долгим взглядом, ожидая, пока толпа снова успокоится; лицо его стало почти черным — таким интенсивным был румянец на мясистых щеках.

— А эти ученые степени получены вами под именем Краудер или под вашим настоящим именем?

Харриет, вовремя не сумев сдержаться, резко подняла взгляд на анатома. Рука Рейчел задрожала под ее ладонью. Краудер почувствовал, как похолодела кожа на его шее. Это было неизбежно; он знал, что все к тому идет. Краудера разоблачили, но ему было интересно: на самом ли деле сквайр настолько хороший тактик, каким он считал себя? Бриджес рано выложил свой козырь. Даже в эти длинные безмолвные мгновения, ожидая, когда к нему снова вернется дар речи, анатом размышлял, что же так напугало сквайра, что же заставило его преждевременно пустить в ход это выигрышное средство?

Краудер огляделся. Майклс неотрывно рассматривал его; еще несколько жителей городка — и стар, и млад — наблюдали за ним с осторожным вниманием.

Когда он был совсем еще малолетком, брат заставлял его участвовать в небольших сценках, которые разыгрывал для домашних. Брат любил это делать и жаждал внимания зрителей, рядами сидевших перед ним. Краудеру же все время хотелось исчезнуть, он торопясь произносил нужные слова, норовя скрыться в безопасности, за кулисами, и уже оттуда быстро прокричать свою реплику. Во время репетиций брат клал ладонь ему на рукав и давал наставление: «Говори спокойно, брат. Заставь их податься вперед, дабы услышать тебя. Повелевай их вниманием, не отпугивай их своими речами». Краудер задумался: а поможет ли ему теперь это учение? Он позволил себе медленно обвести глазами толпу, а затем опустил взгляд на трость. И лишь после этого заговорил.

— Вы принудили меня вспомнить то, что мне хотелось бы забыть. Однако я дам вам ответ и расскажу свою историю. Позволим этим людям рассудить, подобает ли мне делать замечания. — В толпе послышались шепот и вздохи. — По рождению я второй сын барона Кесвикского.

Он замолчал, а потому баритон, донесшийся из задней части помещения, прозвучал вполне отчетливо:

— Северянин. Что ж, любой человек захотел бы скрыть такое.

На мужчину шикнули, но сдержанная улыбка, словно легкий ветерок, пронеслась по залу. И опустилась на тонкие губы Краудера, чуть приподняв их края. Она не коснулась лишь сквайра — его плотная фигура по-прежнему была напряжена и оставалась неподвижной. Харриет бросила взгляд туда, где сидели Хью и Уикстид. Господин Торнли разглядывал свои туфли, а Уикстид, повернув голову, слушал с выражением учтивого удивления. Улыбка слетела с лица Краудера, и он продолжил, глядя вниз, на каменные запыленные серые плиты у его ног:

— Мой отец был убит почти двадцать лет назад, и моего брата повесили за это преступление.

Он вспомнил выступление Харриет на предыдущем дознании, ее трепетную застенчивость, вызвавшую у жителей городка желание встать на ее защиту. Анатом старался смотреть вниз и говорить тихо. Он ощущал, что народ напрягся, подавшись вперед. Ты был прав, брат, подумал Краудер.

— Титул был мне не нужен, а потому я отказался от него и с той поры стал посвящать все свое время научным занятиям. Так я провел все последующие годы. Я прятался от прошлого среди книг и в обществе самых ученых мужей. Я узнал множество загадок человеческого тела, чуда, кое мы ежедневно имеем в своем распоряжении. Если я смогу добавить хоть самую малость к нашим знаниям о самих себе, я умру счастливым человеком. — В помещении ощущалась теплота сочувствия. Как же люди любят хорошую трагедию, подумал он. Жалость и страх отхлынули от него, словно теплые воды, в которых иначе можно было бы утонуть. — Краудер — имя моей родни со стороны матери. И я имею на него право. По закону и по совести. — Он поднял глаза и, повысив голос, позволил ему звучать по обыкновению бесстрастно. — Но каким бы ни было мое имя или ваши… — он запнулся, — инсинуации, скажите, какое отношение они имеют к тому обстоятельству, что сиделке Брэй связали запястья, ударили ее по голове, а затем повесили?

Он позволил себе заговорить громче, и это вызвало поддержку у народа — толпа издала возмущенный вой. Внимание собравшихся, их неприязнь и негодование обратились теперь на сквайра. Его по-прежнему переполняла ярость, позволяя ощутить настроение, царившее в зале. Он презрительно усмехнулся:

— Вероятно, пережитое затуманило ваш разум, Краудер. Если принять во внимание достойное сожаления прошлое, вас можно простить за то, что вам повсюду чудится убийство.

Краудер ощутил приступ усталости и раздражения. Черт бы побрал этих людей! Ему хотелось лишь одного — уйти отсюда и снова оказаться среди чужаков. Люди в нерешительности смотрели на анатома. Харриет отпустила руку сестры и поднялась.

— А мой разум, господин Бриджес? Какие прошлые события затуманили мой разум? Я видела те же отметины, что и господин Краудер. — Она почувствовала, что ее лицо заливается румянцем. — К тому же, сэр, я полагаю, это подло — заставлять человека публично сознаваться в собственных трагедиях. Если господин Краудер пожелал оставить свое прошлое в тайне… — она умолкла. — Что ж, он обладает таким же правом на секреты, как и любой другой свободнорожденный англичанин!