Хулия Наварро - Глиняная Библия

Начальники инспектора Гарсиа по-прежнему продолжали на него давить: им срочно требовалось дать какую-нибудь обнадеживающую информацию журналистам. Это происшествие было настоящим скандалом: крупная кража и убийство, совершенные в одно и то же время, – дело не шуточное.

Инспектор снова и снова просил Пико и его коллег рассказать ему о том, что происходило в последние часы перед преступлением: с кем они встречались, кому было известно о существовании табличек, кого они подозревают. А еще он попросил их охарактеризовать всех людей, кто в той или иной степени имел доступ к этим табличкам. Ив, Марта, Фабиан и Джиан Мария вышли из комиссариата очень уставшими, и каждый из них думал о том, что наверняка упустил что-то важное, но они, к сожалению, не знали, за какую ниточку потянуть, чтобы распутать этот зловещий клубок.

«Что со мной после всего этого будет?» – с отчаянием мысленно спрашивал себя священник, возвращаясь глубокой ночью в отель вместе с Мирандой и Пико.

Карло Чиприани сел в такси. Он чувствовал себя изнуренным, хотя перелет из Барселоны длился менее двух часов.

Ему было очень тяжело навсегда распрощаться с Мерседес, Гансом и Бруно. Они не хотели на это соглашаться, пытаясь убедить его в том, что общее прошлое, соединившее их жизни, сильнее смерти. Они были, в общем-то, правы: если не считать его детей, Карло ни к кому не испытывал таких теплых чувств, как к своим друзьям. Ради них он пожертвовал бы всем, что у него есть, однако он твердо знал, что теперь пришел момент обрести душевный покой, а этого он сможет достичь лишь в том случае, если расстанется с ними навсегда.

Карло ни в чем не стал упрекать Мерседес. Не стали ее упрекать ни Бруно, ни Ганс. Она не рассказала им о том, что совершила, но в этом и не было необходимости: они все поняли, едва только увидели ее.

Мерседес призналась, что в последние дни спала очень спокойно и наконец-то ощутила душевный покой. Бруно не стал говорить ей, какие чувства испытывает он, а Ганс просто разрыдался.

Теперь, вернувшись в Рим, Карло Чиприани сказал себе, что остаток своей жизни он должен прожить по-другому. Наступил момент, когда он решил наконец-то отправиться на площадь Святого Петра в Ватикане.

Как только он вошел в собор, сразу же почувствовал, что его окутал успокоительный полумрак.

В этот же самый момент в храм в сопровождении священника вошел и инспектор Гарсиа: он разыскивал Джиана Марию. Инспектор смог уговорить свое начальство позволить ему проверить одну из его догадок и выбил разрешение съездить в Рим и еще раз поговорить с Джианом Марией.

Инспектор Гарсиа не обратил никакого внимания на пожилого человека, устало шагавшего в направлении исповедальни, в которой, как сообщил сопровождающий инспектора священник, как раз и находился Джиан Мария.

Карло Чиприани подошел к исповедальне раньше инспектора и, опускаясь на колени, заметил, как сильно сдал этот еще совсем недавно так молодо выглядевший священник и каким горестным стало выражение его лица.

– Радуйся, Мария Пречистая…

– Без первородного греха зачатая.

– Падре, я виновен в смерти двух человек. Я молю Господа о том, чтобы он смог простить меня… и чтобы смог простить меня мой сын!

– Ты раскаиваешься?

– Да, падре.

– В таком случае пусть простит тебя Господь, и пусть он простит меня за то, что я тебя простить не могу.

Инспектор Гарсиа увидел, что, когда старик поднялся с колен, его глаза были полны слез. Казалось, что ему вдруг стало не хватать воздуха и что он вот-вот потеряет сознание.

– Вы себя плохо чувствуете?

– Нет-нет, не беспокойтесь, – ответил Чиприани и пошел прочь, не оглядываясь.

Джиан Мария вышел из исповедальни и пожал руку полицейскому.

– Извините, что я пришел сюда и отрываю вас от работы, но я получил у вашего руководства разрешение на встречу с вами, – сказал священнику инспектор. – Мне хотелось бы еще раз с вами поговорить. Если вы не согласны, можете отказаться.

Джиан Мария молча посмотрел на полицейского и кивнул. Идя затем рядом с ним, он увидел своего отца, который опустился на колени перед скульптурой «Оплакивание Христа» Микеланджело и, рыдая, закрыл лицо руками. Молодому священнику тоже захотелось заплакать, потому что ему вдруг стало нестерпимо жаль и своего отца, и самого себя.

А в Риме опять шел дождь.

В Библии праотца Авраама поначалу называют «Аврам», а его жену – «Сара». Их имена заменяются соответственно на Авраама и Сарру, когда Господь обещает Авраму, что у него будет потомство. «И пал Аврам на лицо свое. Бог продолжал говорить с ним и сказал: «Вот завет Мой с тобою: ты будешь отцом множества народов. И не будешь ты больше называться Аврамом; но будет тебе имя: Авраам, ибо Я сделаю тебя отцом множества народов» (Бытие 17:5). «Аврам» и «Авраам» являются двумя диалектическими формами одного и того же имени. Форма «Авраам» (Abraham) объясняется ее созвучием с Ab Hamôn – «отец множества народов».

В разговорах Шамаса с Авраамом будет использоваться начальный вариант имени последнего – «Аврам».

Наставник.

Писец.

Старший брат.

Peccata minuta (лат.) – мелкие проделки

Название «Сафран» перекликается с арабским словом «сафра'у», которое означает «желтая».

Здесь и далее представлены фрагменты из Книги Бытие (Синодальный перевод Библии).

Зиккурат – храм-башня в древней Месопотамии.

Булла – предмет из глины круглой конусообразной или цилиндрической формы, использовавшийся для регистрации операций торгового обмена.

Калькули – набор глиняных фишек, соответствующих количеству тех или иных предметов.

Энси – правитель области в древней Месопотамии.

Пернамбуку – штат в Бразилии

Капо – надсмотрщик из числа заключенных в концлагере.

Книга Бытие 1:1–5.

Книга Бытие 1:6–8.

Книга Бытие 1:26–29.

Знаменитая фраза «Жребий брошен!» была произнесена Юлием Цезарем, когда он, командуя римскими легионами в провинции Цизальпийская Галлия, принял решение вступить на территорию Италии и начать воину с римским сенатом с целью установить единоличную власть в стране.