Мастер Чэнь - Амалия и Золотой век

– Сначала предисловие, – сказала я, устраиваясь в кресле напротив него (он все-таки занял свое место под флагами, отойдя от окна). – Когда ваш «Президент Хардинг» бросил якорь в Шанхае некоторое время назад, к вам пришло внезапное приглашение от некоего британского генерала. По фамилии Стептоу. Но вы в последний момент от этой встречи отказались и затем отплыли сюда, в Манилу.

Без всяких объяснений он двинул головой вниз. Это что же – я так и не узнаю, почему он тогда так поступил?

– И тогда они обратились ко мне, – завершила я.

– Британские власти? – быстро среагировал генерал, поставив подбородок на сложенные руки.

– Если коротко – то да, – признала я. – Но здесь важно то, когда ко мне вообще обращаются. Это случается чрезвычайно редко, и всегда в особых ситуациях, когда происходит что-то неприятное и нормальным путем не очень разрешимое. Все признаки такой ситуации сейчас налицо. Например, мне кажется, что британцы из Шанхая могли по крайней мере известить вас о моем приезде. Вы ведь остаетесь на военной службе в США. Но даже этого не произошло. Значит, о моем визите к вам нельзя было никому говорить.

– В Маниле есть кому принять шифротелеграмму и передать ее мне, – заметил он.

Он не верит ни одному моему слову, поняла я.

– Вместо этого появляется Амалия де Соза, – сказала я, – лицо более чем неофициальное. Работающее совершенно автономно от… обычных каналов передачи и получения информации. В чем дело? В том, что ваш статус непонятен – вы уже не официальное лицо, вы советник президента страны, которая послезавтра станет… из вашей колонии… Содружеством? В том, что британцы не знали, что им в этой временно неясной ситуации делать? Хотя у Америки есть консул в Шанхае… Но тут даже не Шанхай, меня попросили отправиться в путь люди из Лондона, получив, видимо, какую-то информацию из Шанхая. Ситуация странная.

– Этой ситуации может быть несколько объяснений, – неутешительно кратко прокомментировал он, бросая взгляд на мой журнал мод на его столе.

Я вздохнула.

– К сожалению, да. Итак, я курьер. Посмотрите. Человек из Шанхая хотел, собственно, всего лишь вручить вам вот эти документы. Притом что он сам плохо понимает, что происходит.

Я потянулась к журналу мод и вытащила целую неделю лежавшую между страниц пачку жестких листов.

– Это называется – фотостат, – сказала я.

– Мне приходилось видеть фотостаты, – безжалостно отозвался генерал.

Поднялся легким движением (так двигаются мужчины лет сорока, подумала я), сделал несколько шагов и поднес мои фотостаты к свету окна.

Айк, конечно, сказал ему, какие именно документы я хотела передать. Но Айк не знал, что на титульном листе будут надписи на языке, которым пользуется только одна нация в мире. Японцы.

Причем надписи были сделаны уже после фотографирования, лиловыми чернилами.

– Так, – сказал генерал, возвращаясь за стол и бросая на него фотостаты. – Я знаю, что такое «план Орандж». Потому что это я его утверждал на посту начальника штаба. Менее года назад. Да, это последняя версия. Правда, у меня в штабе ее не украшали пометками японцы. И?

– И история была такая. Через день после вашего прибытия в Шанхай там по каким-то причинам сгорел дом, в котором – как стало незадолго до того известно – часто бывали по своим делам люди из японской разведки. Вот эти документы были найдены там, в сейфе. В точно таком виде, в виде фотостатов. С пометками. Давайте предположим самое очевидное: эти документы были на «Хардинге». Они и сейчас у вас остались, я имею в виду оригинал, он без сомнения понадобится вам в вашей работе здесь, вы везли его в своей каюте. Все-таки это американский план обороны Филиппин на данный момент, пока ваша миссия не завершит через десять лет свою работу. И уже одно это делает ситуацию и вправду деликатной. Я не вижу, как после Шанхая можно было передать вам такие бумаги по обычным каналам без скандала, и это хоть что-то объясняет.

Для человека, которого только что обвинили в потере секретных военных документов, генерал держался очень хорошо. Он даже не стал говорить мне, что были возможны и иные источники пропажи – план ведь не в одном экземпляре, он мог быть вытащен из сейфов в Вашингтоне или здесь, в Маниле.

И правильно сделал, что не стал. Потому что я снова потянулась к своему журналу и достала новую пачку плотной бумаги.

– А вот это уже не «план Орандж», которому все-таки несколько месяцев, – сказала я. – Давайте посмотрим: британские «Торникрофты», корпус 65 футов длиной, ширина 13 футов и 3 дюйма, 12-цилиндровые бензиновые морские двигатели 3600BHP должны развивать скорость в 41,1 узла, или 47 миль в час. Две торпеды в трубах, по каждую сторону катера у кормовой части, глубинные бомбы и легкие противоавиационные орудия, на носу и корме. Вот.

Я положила фотостаты на его стол.

– Это, генерал, было составлено совсем недавно и могло находиться только в одном месте. У вас. Вряд ли в Вашингтоне такие документы кому-то нужны. Если верить тому, что уже несколько дней как пишут манильские газеты о вашем плане – плане будущей обороны уже почти независимого Содружества – то это те самые «кью-боутс», которые должны защищать побережье страны от японского десанта. План будущей обороны Филиппин в целом был передан в газеты вашей миссией, он никоим образом не секретный. Но если вот эта спецификация заказа британцам оказалась в Шанхае за неделю с лишним до вашего приезда сюда, то версия фотографов, работавших на «Хардинге», выглядит более убедительной. Если не единственной.

Тут я сделала паузу – не смогла лишить себя удовольствия (но генерал смотрел не на меня, а на урчавший в углу вентилятор на тяжелой штанге) и все-таки завершила:

– Генерал Макартур, я не шантажистка и не международная авантюристка. Хотя бы потому, что нет никакой проблемы вашим адъютантам телефонировать в Шанхай и спросить у Стептоу, встречался ли он столько-то дней назад с Амалией де Соза из Пенанга. Не вдаваясь при этом в подробности. Они это могут сделать вот сейчас и отсюда.

Аргумент хороший, и наконец-то я ее увидела – его улыбку, пусть очень быструю. И его глаза, в которых наконец-то появилось что-то почти человеческое: он мне улыбается! В благодарность за один такой взгляд мне захотелось вытянуться и отдать честь. Амалия де Соза – не подозреваемая, а друг, и задание она выполнила. Какое счастье. И это ощущаю я, которая не впервые видит лицом к лицу одного из вершителей судеб нашего мира.

Но у меня было все больше подозрений, что задание вообще-то только начинается, пусть даже мне все никак не могут сообщить, в чем оно состоит. Или это от меня ждут, что я что-то сообщу? Но почему тогда до сих пор нет никаких известий от кого бы то ни было?