Жан-Франсуа Паро - Версальский утопленник

— А вы не боялись, что вас разоблачат, ведь ваш нелепый вид знаком каждому полицейскому.

— Нисколько. Я также взял напрокат у своего кучера его плащ и шляпу.

— Отлично, у вас на все есть ответ. И что было дальше?

— Он отъехал недалеко.

— Довольно говорить загадками. Так мы далеко не уедем.

— Как тот, другой?

— Что за другой?

— Тот самый неизвестный, что заинтересовал вас однажды вечером по выходе с бала, что давали в Опере. Мы тогда встретились, и я поделился с вами своими наблюдениями над неким субъектом, который, кажется, чем-то вас заинтересовал.

Однако уже второй раз приходится возвращаться к тому вечеру, подумал Николя. Он привык не доверять совпадениям, хотя они зачастую оказывались весьма и весьма значимыми. Их очевидность заставляла искать новые подходы к делу, причем быстро, не задумываясь о возможных последствиях скоропалительных решений.

— И которого вы потеряли по дороге в Пале-Руаяль, на углу улицы Бонз-Анфан.

— У вас превосходная память. Живой архив. Я бы с удовольствием полистал вас. Прошлая сцена повторилась. Он велел мне остановиться посреди улицы Сент-Оноре. И что мне прикажете делать? Я запутал поводья, чтоб иметь возможность подольше посмотреть вслед своему клиенту, а затем пристроился в хвост к другому фиакру, поджидавшему пассажиров. Он вернулся довольно быстро. Минут через десять, не больше. Затем сел в головной экипаж. Кучер того фиакра сообщил мне адрес, названный его седоком, — в сад Воксхолл.

— И чем все кончилось?

Ретиф заморгал.

— Как мы и договорились, я понимал, что миссия моя еще не завершена. Поэтому я скромненько покинул свой экипаж и решил пешком последить за этим субъектом, сделав все, чтобы он меня не заметил. Зная, куда он направился, я был уверен, что не потеряю его. Итак, мы прибыли туда одновременно, и, не упуская его из виду, я зашагал по предместью Сен-Мартен, по улице, где расположены заведения Торе.

— На углу улиц Бонди и Ланкри.

— Совершенно верно. В сумерках туда устремляются любители галантных приключений. Некогда один изобретательный фейерверкер проводил там испытание фейерверков, но потом их запретили, так как своими огнями они озаряли сцены любви.

— Они могли поджечь квартал.

— Теперь там устраивают балы и разыгрывают пантомимы. Там всегда много хорошеньких девушек из меблированных комнат, тех, кто еще не шляется по улицам в поисках клиентов. Ах, когда вокруг столько красоток, у вас начинает кружиться голова. А когда вы увидите их ножки, эти очаровательные маленькие ножки в открытых туфельках и шелковых чулочках…

— Довольно, продолжай про нашего клиента.

— Вы правы. Я позволил себе увлечься. Выйдя из фиакра, наш Ренар мгновенно растворился в веселой толпе, но я сумел пристроиться за ним и ни на миг не выпускал его из виду. Совершенно очевидно, он пребывал в поиске, ибо несколько раз оттолкнул от себя липнувших к нему красоток. Честно говоря, он, похоже, был склонен принять бесстыдные предложения юных мужеобразных созданий, одетых и причесанных по английской моде, ну, тех, что нынче так и кишат у нас на улицах… Впрочем, их предложений он тоже не принял и продолжал искать. Наконец он схватил за рукав человека ничем не примечательного, среднего роста, одетого в костюм слуги. Отойдя в сторону, они уселись на скамеечке под фонарем, и я сумел разглядеть его рыжие волосы, точнее, рыжий парик. Они перекинулись несколькими фразами; Ренар был взволнован и, как мне показалось, о чем-то инструктировал приятеля. Полагаю, какого-нибудь осведомителя.

— Да, — словно отвечая самому себе, произнес Николя, — и у одного рыжий парик, и у другого.

Воспользовавшись паузой, Ретиф резво закинул в рот несколько кусочков печенки и с удовольствием облизал пальцы.

— Я вам признателен, сегодня ночью вы хорошо потрудились. А любой труд должен вознаграждаться.

И он положил на стол перед литератором маленький туго набитый кошелек.

— Работать на вас — сплошное удовольствие. С другими мне приходится стараться ни за что ни про что, а с вами — совсем другое дело.

Тыльной стороной руки Ретиф вытер губы.

— А чтобы доказать вам свою добрую волю, я продолжу рассказ, ибо это еще не конец. Он не нашел туфель на свою ногу, ха-ха! Отпустив рыжего, который тут же исчез, словно растворился, наш Ренар наконец решил сделать выбор. После длительных блужданий по закоулкам он договорился с одним из тех гитонов, что укладывают волосы в кошелек. Они вместе сели в фиакр, и я проследовал за ними до улицы Пан, где Ренар снимает комнату в доме возле Хирургической школы. А так как его жена служит в Версале, то она живет во дворце. В общем, я остался дожидаться на улице.

— Милейший, — прервал его Николя, кладя на стол деньги для трактирщика, — сейчас это лишнее. Большое спасибо! Но если вы узнаете продолжение этой истории, я как-нибудь с удовольствием ее послушаю.

Они расстались добрыми друзьями. Так как тюремный замок Шатле находился недалеко от площади Шевалье дю Ге, Николя решил пройтись пешком.

Хотя вопросы множились, картина, похоже, упрощалась. Украденная у королевы драгоценность оказывалась в центре дела, имеющего многочисленные ответвления. Все началось на том балу в Опере, когда Николя заметил, как некая маска, усыпив бдительность свиты, сумела подойти слишком близко к королеве. Он вспомнил, как маска — видимо, сделав свое дело, — бежала, ловко прокладывая себе дорогу через шумную веселящуюся толпу. По словам Ретифа, маска исчезла где-то на подступах к улице Бонз-Анфан. По причинам, которые следовало бы выяснить, расследование доверили инспектору Ренару, чья жена, будучи в штате прислуги королевы, неминуемо становилась одной из подозреваемых. И это соображение должно было воспрепятствовать назначению Ренара.

В то же время сей полицейский занимался делом о гнусном памфлете, автор которого дерзнул высказать кощунственную мысль, что отцом будущего ребенка королевы является вовсе не король. Подслушанные Николя разговоры позволяли предположить, что между принцем крови, его лакеем и инспектором Ренаром существует некая связь. Николя нисколько не сомневался, что после визита в Шатле Ренар отправился в Пале-Руаяль предупредить Ламора. Не застав его там, он, без сомнения, выяснил, где тот находился, и поспешил в сад Воксхолл. Во время короткого разговора, который Ретифу не удалось подслушать, сообщники наверняка обменялись новостями и инструкциями. Вот только какими инструкциями и с какой целью?

Следовательно, Ренар пребывает в центре сразу двух интриг, и не исключено, что концы обеих держит в руках именно он. Получалось, что интриги множились, словно грибы после дождя, но суть их он разгадать пока не мог. Ясно одно: все они направлены против королевы, а скандал, который в результате разразится, затронет интересы и короля, и государства, пребывающего в состоянии войны. Тут Николя вспомнил, что в одном из полицейских отчетов прочел, что некий шпион, работавший, скорее всего, на английскую разведку, называл имя Гораций. Или шпион тоже был любителем скачек? Цветистые объяснения Ренара не убедили его: слишком часто и при слишком подозрительных обстоятельствах всплывало это имя, чтобы он мог поверить объяснениям инспектора.