Жан-Франсуа Паро - Версальский утопленник

— Когда-то, — продолжал Николя, стараясь, чтобы его вопросы не походили на допрос, — я часто ходил в Лувр на концерты духовной музыки и с восхищением слушал Stabat Mater Перголезе в исполнении кастрата Аюто и мадемуазель Арди. Это было то ли в 62-м, то ли в 63-м.

— В 63-м. У вас прекрасная память, сударь. А вы случайно не музыкант? Быть может, ваше имя, сударь.

— Николя д’Эрбиньяк, — ответил Николя, воспользовавшись названием одного из своих бретонских поместий. — Я всего лишь любитель и играю на бомбарде, традиционном инструменте своей родной провинции. Я знаком с господином Бальбастром.

Пусть этот гнусный тип хоть где-нибудь пригодится, подумал он.

— Он пишет очаровательные пьески. Очень модный композитор, — произнес итальянец.

Сказано, однако, было без энтузиазма.

— Господи, — продолжал Барбекано, — если бы я осмелился…

— Не стесняйтесь, прошу вас.

— Сегодня я пригласил к обеду господина Бенжамена де Лаборда, бывшего первого служителя королевской опочивальни покойного монарха. Господин де Лаборд подготовил сочинение о музыке. Не согласитесь ли вы стать четвертым участником обеда? Будет еще мой друг Бальбо, о котором вы уже наслышаны. Без сомнения, ваше присутствие, присутствие столь просвещенного любителя…

— Как тесен мир! Господин де Лаборд — один из ближайших моих друзей. Поэтому я, не опасаясь злоупотребить вашей добротой, с удовольствием принимаю приглашение.

— Я не слишком разбираюсь в кухне и умею готовить только блюда моей родной провинции Умбрии. Сам я родом из Норчии, как, впрочем, и Бальбо. Но, предупреждаю вас, мы станем говорить о музыке.

— Это лишь возбуждает мой интерес! Куда мне прийти и в котором часу?

— Не угодно ли вам явиться ко мне в тринадцать часов? Я живу в антресольном этаже дома на рыночной площади, над лавкой зерноторговца. Ошибиться невозможно. Вам знакомы эти места?

В памяти немедленно всплыли картины мучных мятежей.

— Да, вот уже два года как. Отлично, сударь, я вас благодарю и прощаюсь, но лишь на время.

Он не стал спускаться обратно в часовню, а прошел по хорам до королевской ложи, расположенной прямо напротив алтаря, и вышел в салон Геркулеса, дабы оттуда спуститься вниз. Но когда он вошел в салон, к нему навстречу, ковыляя на толстых ногах, направился молодой человек. Николя тотчас узнал графа Прованского, брата короля. Глаза, гнездившиеся на невыразительном пухлом лице Прованса, смотрели пристально и холодно, словно претензии, имевшиеся у принца, были адресованы именно Николя. Комиссар поклонился наследнику трона.

— Господин маркиз, — произнес Прованс, чуть заметно улыбаясь, — не уделите ли вы мне несколько минут? Но прежде мои поздравления, своей храбростью вы вполне заслужили крест Святого Людовика. Не удивляйтесь, брат рассказывал мне о ваших подвигах с таким пылом, с каким говорят о войне те, кому — увы! — никогда не доведется попасть на поле боя.

Николя подумал, что мог бы многое сказать в ответ принцу.

— Я к услугам Вашего Высочества, — произнес он.

Пованс указал на скамью.

— Давайте сядем, — вымолвил он, беря Николя под руку и опираясь на нее при ходьбе. Он сел, однако комиссар остался стоять.

— Ну же, к черту этикет, мы не на приеме. Садитесь.

Наступила довольно долгая пауза, свидетельствовавшая о том, как трудно принцу изложить суть дела.

— Вы любовались работами Куапеля, Лафосса или Жувене?

— Всех троих. Во время службы отвлекаться не позволяет либо благочестие, либо необходимость внимательно наблюдать за Его Величеством, безопасность коего я обязан обеспечивать.

— Вы единственный, кто во время службы думает о благочестии! Вы любите сказки, сударь?

— Когда они хорошо кончаются.

— Увы, вынужден вас разочаровать: сказка, которую я намерен вам рассказать, не имеет конца. Впрочем, начала я тоже не знаю, равно как и середины; только несколько коротких эпизодов. Да и те весьма сомнительны.

— Если Ваше Высочество обратились ко мне, значит, вы полагаете, что я смогу заполнить лакуны.

Прованс вскинул голову, отчего складки плоти у него на шее слегка разгладились. Похоже, он оценил смелость ответа.

— Сначала небольшое вступление. Даете слово, сударь, сохранить мой рассказ в тайне?

— Суть рассказа или лицо, от которого я имею честь его услышать?

— Особенно лицо. Итак, слово маркиза де Ранрея?

— Его слово или слово Николя Ле Флока одно стоит другого, ибо они принадлежат одному и тому же человеку. Так считал ваш дед, да примет его Господь под свою святую десницу!

— Черт побери! Ну и характер. Не сердитесь. Это просто словеса, принятые в разговорах между благородными людьми. Полагаю, сударь, вам известно, что моя тетка Аделаида не умеет держать язык за зубами. Она по секрету рассказала мне, что обратилась к вам. Мой дед, коего вы только что вспомнили, высоко ценил вас, а потому все поют вам хвалы.

Николя подумал, что сдержанность отнюдь не является добродетелью королевского семейства. В сущности, если поразмыслить, хранить секреты умеет, возможно, только король.

— Его Высочество может заметить, что я ничего не подтверждаю, но и ничего не оспариваю. Полагаю, Его Высочество с уважением отнесется к обязательствам, кои могут быть у меня по отношению к вашей августейшей тетке, коей я имею честь служить вот уже почти два десятка лет.

— Вы именно тот человек, который мне нужен, — с восторгом воскликнул Прованс. — Я все расскажу вам, хотя рассказ мой и не имеет ничего общего с рассказом тетушки.

«Куда он, черт побери, клонит?» — подумал Николя.

— Представьте себе семью, очень богатую семью, где всеми богатствами распоряжается старший сын, у которого нет наследника мужского пола. И вот жена его беременеет.

Мимо с поклоном проследовал лакей в голубой ливрее, и принц на минут прервал рассказ.

— …рассказывать дальше?

— Ваше Высочество может не продолжать.

Маленький толстяк смерил его надменным взором.

— Почему же, сударь?

— Потому что я знаю, что Ваше Высочество мне скажет.

— И что, например?

— Что дурные люди предложили младшему брату опорочить жену старшего брата, со всеми вытекающими последствиями. Но так как младший человек честный и любит своего брата, он не хочет, чтобы зло свершилось, а, напротив, хочет остановить задуманную махинацию. Но как?

Холодный взор принца пронизывал его насквозь.

— Nil agit exemplum, litem quod lite resolvit!

— Nam furis! An prudens ludis me, obscura canendo? [55] Пример, что на вопрос отвечает вопросом, не может доказать ничего! — Отчего волнение тебя охватило? Ведь если кровь твоя холодна, зачем ты начал игру, меня осыпав загадками? (лат.)

— Ах, Ранрей, друг мой, в игре в цитаты вам нет равных! Какие познания! Какое близкое знакомство с Горацием!