Йен Пирс - Комитет Тициана

— Зачем же вы с ним встречались?

— Сам не знаю. Считал, что это необходимо. Противника надо знать. И доволен, что так поступил. Я немного потолковал с патологоанатомом — в его отчете содержится упоминание о следах на шее Робертса.

— Откуда они взялись?

— В самом деле, откуда? Патологоанатом что-то лепетал об узких воротниках. Но отметины в равной мере могли появиться оттого, что жертву схватили за горло. Я, конечно, не специалист, но патологоанатом, хотя и с большой неохотой, но все же согласился с моим предположением. И признался, что хотел изложить в отчете все вероятные версии. Но судья велел ему сделать выбор и остановиться на одной — кстати, именно на той, которая и значится в отчете. В скором времени патологоанатому предстоит возобновление контракта, и я посоветовал ему не возникать.

— С какой стати? — изумилась Флавия. — Есть все основания предполагать, что Робертса убили. И убил именно тот человек, который зарезал Мастерсон. Преступник не станет сидеть, сложа руки…

Боттандо воздел руки к небу, пытаясь остановить поток ее возмущения:

— Ваша добросовестность делает вам честь, дорогая, но сообразительность немного подводит. Подумайте сами, если дело не закроют и расследование будет продолжаться, Боволо, который здесь самый главный, сделает все, чтобы нам помешать. Вспомните его ходы: он свалил убийство Мастерсон на некоего, скорее всего несуществующего сицилийца и установил, что смерть Робертса произошла в результате несчастного случая. Стоит нам заставить комиссара выбросить всю эту чушь из головы, он, чего доброго, арестует Аргайла. В конце концов, не моя вина, что он идиот. Сейчас он доволен и у нас развязаны руки. Полагаю, мы не найдем картин, если самостоятельно не отыщем убийцу. Так что вперед, пока нам никто не мешает. Единственное условие — надо завершить дело до следующего понедельника.

— Почему понедельника?.. Ах да… слушания по бюджету.

Боттандо заговорщически кивнул.

— Значит, вы поэтому приехали сюда: попытаться поднабрать очков и произвести на министра впечатление?

— Меня больше волновало, как бы мистера Аргайла незаслуженно не заподозрили в каком-нибудь преступлении, — легкомысленно ответил генерал. — Тем более что вы такие большие друзья. Может, кто-то и поймет меня неправильно, но если в итоге все кончится удачно, почему бы не проинформировать начальство об успехе?

— Мне за вас стыдно!

— Почему? А как бы вы сами поступили на моем месте? Ну хорошо, у нас очень мало времени. Поэтому не откажите в любезности, моя дорогая, расскажите, как проводили последнее время.

Боттандо был единственным в мире человеком, кому Флавия спускала «мою дорогую». Его обращение было настолько лишено какого бы то ни было неуважения и настолько в стиле ее патрона, что она бы встревожилась, если бы он прекратил ее так величать. Флавия вытерла губы салфеткой и приступила к рассказу.

— Лоренцо, — продолжала она, разделавшись с Коллманом, — оказался совсем не тем человеком, которого я ожидала увидеть. Явно из старой венецианской семьи, сочетает в себе манерность и остроту ума. Он принял меня в своей квартире, которая выходит окнами на самые ветхие кварталы рио Нуово. Дом настолько ветхий, что жить в нем может только очень беззаботный человек. Между тем Лоренцо не декадент. Лет около сорока и очень обходительный. Должна сказать, он весьма привлекательный мужчина, — мимоходом заметила Флавия. — Светлые волосы, карие глаза, утонченные черты лица.

— Ладно, ладно, — немного нетерпеливо перебил ее Аргайл. Боттандо повернулся к нему и сочувственно улыбнулся. — Продолжай дальше.

— Это тоже важно, — нахмурилась Флавия. — Я старалась понять, каков он из себя. Ну так вот, — возвратилась она к своему повествованию, — очень учтивый. Немного антрепренер. Знаете, есть такой тип людей, которые умеют уладить все на свете. Подвизается во множестве комитетов, редакций, консультационных советов. Постоянно ловчит, что-то утрясает. В Тициановский комитет пробился благодаря тому, что является троюродным кузеном жены министра охраны памятников. Кстати, племянник маркизы. Дело знает, но считает себя больше администратором и науку оставляет на откуп другим. Должна сказать, что он мне понравился. Энергичный, с хорошим чувством юмора, чего лишены все остальные. Узнав о смерти коллег, в меру расстроился. Хотя после гибели Робертса, на мой взгляд, больше тревожился о своем будущем и своей карьере.

— Ты не знаешь, почему он и Робертс не ладили? — перебил ее Аргайл.

— На это намекали все остальные члены — добрая, старая как мир борьба за власть. Бралль понял, что к чему, и когда Робертс добился государственного гранта, ушел из комитета. Ему не понравилась эта идея, но остальные жаждали денег и поддержали Робертса. Тот решил, что теперь он самая важная фигура. Однако вместе с грантом им подбросили Лоренцо. И он с ним поцапался.

— На то были веские причины? Кроме борьбы за власть?

— По его собственным словам — а другими свидетельствами мы не располагаем, — Лоренцо требовал всего две вещи. Во-первых, быстрых результатов, иначе комитет мог лишиться субсидии. И во-вторых, что более важно, методичности в работе: он хотел начать с полотен, хранящихся в итальянских музеях, а не где-то еще. И в этом проявил себя патриотом, который заботится о национальном наследии.

— Это вполне разумно, — одобрил Боттандо. Ему нравилось думать, что в сфере искусств он играл примерно ту же роль.

— Конечно. Но комитет привык работать по-другому. До Лоренцо они хватались за что попало — то, что оказывалось доступнее и в основном составляло частные коллекции. В этом тоже нет ничего дурного. Но именно вокруг этого предлога разгорелся спор. Если вы изучаете полотна в Италии, вам требуются люди в этой стране, но таковых у членов комитета не имелось. Следовательно, все вновь задействованные оказывались ставленниками Лоренцо.

— М-м-м… понятно. А как обстоят дела с его алиби? — спросил Боттандо.

— Прекрасно.

— Гм… Жаль.

— Он был со своей любовницей или девушкой — называйте, как угодно. Я с ней побеседовала с глазу на глаз, и она мне в таких красках порассказала о каждом его движении, что вполне убедила. На этот раз Лоренцо не покривил душой.

Услышав о любовных похождениях итальянца, Аргайл воспрял духом и начал принимать в беседе более конструктивное участие.

— Если Мастерсон была протеже Робертса, почему она решила вцепиться клыками в Коллмана — другого выкормыша председателя?

— Может быть, оттого, что ее заинтересовала научная проблема и она решила добиться истины? — Тон Боттандо подразумевал, что это предположение самое невероятное из всех.

— Не исключено, — отозвалась Флавия, тоже не слишком убежденно, несмотря на свое желание оправдать покойную. — Если так, она рисковала остаться в меньшинстве: Робертс был недоволен, Коллман тоже, Миллер относился к ее поведению неодобрительно, а Ван Хеттерен считал, что она совершает глупость. И вдобавок ко всему даже старина Бралль советовал отступиться — он говорил об этом в письме, которое Боволо нашел в ее бумагах.