Йен Пирс - Бюст Бернини

Флавия подозрительно покосилась на начальника. Тот одарил ее лукавой улыбкой.

Третий раз за день Флавия взяла такси и поехала к дому ди Соузы на виа Венето. Никаких пропавших без вести жильцов там не значилось, к тому же дом благодаря соседству с американским посольством был прекрасно защищен от разного рода вторжений.

У консьержа оказались ключи от всех квартир, и Флавии не понадобилось много времени убедить его отдать ключи ей, и это несмотря на то, что ордер на обыск, выписанный самой же Флавией на заднем сиденье такси, не произвел на него должного впечатления. Флавия также забрала у него почту на имя жильца, чтобы прочитать ее в лифте.

Впрочем, письма, адресованные ди Соузе, представляли мало интереса. Флавия лишь узнала, что ему грозит отключение электричества за неуплату, что ди Соузе поступило предложение порвать свою карту «Американ экспресс» пополам и отослать обе половинки на адрес этой организации, а также что он забыл оплатить совершенно астрономический счет какому-то портному.

Не без труда разобравшись с впечатляющим набором дверных замков, она приступила к обыску. Не зная, с чего именно стоит начать, Флавия использовала импрессионистский метод — бесцельно бродила по комнатам и осматривала все, что привлекало ее внимание, особое любопытство проявив к тому, что находилось под кроватью. Но там ничего не было — ни пылинки, ни перышка. Аккуратист этот ди Соуза, покачала головой она. У нее под кроватью творилось черт знает что, словно смерч пронесся.

Флавия решила попробовать более систематический подход, исследовать массивный письменный стол с инкрустациями в стиле ампир, затем перейти к более изящному бюро и закончить осмотром венецианских диванов с позолоченными ножками и подлокотниками. И уже в самом конце намеревалась заглянуть за барочные рамы картин с историческими сценками.

Но ни воображение, ни строго профессиональный подход не принесли плодов. Единственное, в чем убедилась Флавия после столь тщательного обыска, что никаким бизнесменом ди Соуза не был. Свою бухгалтерию он вел из рук вон небрежно. Заметки о покупках красовались на пустых пачках от сигарет, которые затем нещадно сминались и комкались. К его имуществу — не считая того, на чем можно было сидеть или лежать, а также любоваться на стенах, — относилась и небольшая пачка банкнот в ящике стола. Банковский счет свидетельствовал о частых поступлениях и изъятиях, но в нем ничего не говорилось о том, что в последнее время он стал счастливым обладателем нескольких миллионов долларов. И это совпадало с результатами проверки ряда банков, которую провел Боттандо. Он не обнаружил и намека на кругленький счетец в каком-нибудь швейцарском банке, а управляющий римского банка в ответ на вопрос, клал ли на свой счет ди Соуза крупную сумму, лишь горестно вздохнул в ответ. «Любое поступление на этот счет, пусть даже самое мизерное, стало бы для нас настоящим сюрпризом», — пояснил он. Нашлась в кабинете у ди Соузы тоненькая папка, озаглавленная «Инвентаризация», но ни о каком Бернини там не упоминалось. Да там даже Альгарди не нашлось.

О чем же поведала Флавии эта квартира? О том, что ди Соуза вовсе не являлся крупным дельцом. Квартирка была маленькая, мебель не самого высокого качества. О преуспеянии торговца предметами искусства можно судить по стульям, на которых он сидит. У Аргайла, вспомнила она, из порванных сидений лезли клочья набивки.

Нет, очевидно, доходы у ди Соузы были вполне приличные, принимая во внимание то, что он тщательно их скрывал и не упоминал о них в своих бухгалтерских книгах. Никто не смог бы прожить на мизерные суммы, о которых ди Соуза отчитывался официально перед налоговыми службами. Средней руки делец, продающий свой товар средней руки коллекционерам. Не тот он был человек, чтобы светиться и открыто продавать серьезные произведения искусства в местах, подобных музею Морзби. Как, впрочем, и Аргайл.

Но оба они побывали там и продали музею свои вещи. Имело ли это хоть какое-нибудь отношение к делу? Возможно, что нет, или пока нет. Однако совпадение имело место, как не преминул бы отметить Боттандо. Флавия решила поразмыслить об этом потом, когда придет время.

Джонатан Аргайл проснулся и почувствовал, что голова просто раскалывается от боли. Минут пятнадцать он тупо разглядывал потолок, не в силах понять, где находится. Джонатан с трудом собрался с мыслями, привел их в хронологический порядок и наконец вспомнил, почему находится здесь, а не у себя в постели в римской квартире.

Он мыслил ассоциативно, сначала вспомнил своего Тициана, затем о необходимости ехать в этой связи в Лондон. Поиск причин оживил в памяти Морзби, что навело на мысли о ди Соузе, краже и убийстве.

Эти умственные упражнения вызвали такую невыносимую головную боль, что Джонатан тихонько застонал.

— Вы в порядке? — послышался голос справа.

Некоторое время он соображал, кому бы тот мог принадлежать, но так и не вспомнил. И сердито буркнул в ответ нечто нечленораздельное.

— Жуткая авария, — заявил голос, — Вы, должно быть, просто в ужасе от нее.

Тут тоже требовалось поразмыслить. Какая еще авария?.. И сказать, что он в ужасе, нет, это, пожалуй, слишком. Если бы не голова, вообще никаких проблем, Джонатан Аргайл пробормотал в ответ, что чувствует себя вполне сносно, спасибо за внимание.

Голос заметил, что сказывается посттравматический синдром. Что дальше, когда он окончательно придет в себя, будет еще хуже. Аргайл, не имеющий привычки огорчаться по какому-либо поводу, не стал ему возражать.

— Я так полагаю, — продолжил голос, — вы хотите что-то предпринять по этому поводу.

— Нет, — пробормотал Аргайл, — Зачем?

— Это ваш гражданский долг.

— Наверное, — промолвил Аргайл.

— Такие машины на дорогах города. Этого не следует допускать. Этих людей надо остановить, иначе они всех нас поубивают Просто стыд и позор! Калифорния всегда была самым безопасным местом! Буду счастлив помочь вам.

— Вы очень добры, — тихо произнес Аргайл и начал думать, где бы раздобыть кофе, аспирин и сигареты.

— Почту за честь.

— Кто вы такой? — раздался еще один голос, откуда-то слева, показавшийся Аргайлу знакомым.

Он подумал, стоит ли открывать глаза и поворачивать голову, но решил, что это уж слишком.

Умиротворенное бормотание голосов продолжалось, и Аргайл задремал под этот аккомпанемент. Хорошая штука, сон, подумал он, когда голоса зазвучали громче и пронзительнее.

Один из них — голос номер два, как Аргайл назвал его, — защищался, а второй, или голос номер один, нападал и принадлежал хищнику. Голос номер один объявил, что он — Джошуа Энсти, практикующий адвокат, специализирующийся на автомобильных авариях, и утверждал, будто заботится об интересах пострадавшего клиента. Если бы голос номер два не сдавал напрокат старые сломанные автомобили, то и отвечать перед судом ему бы не пришлось. А так он должен за это заплатить.