Николай Свечин - Варшавские тайны

Офицер хотел что-то возразить, но сделал над собой усилие и ответил:

— Так точно!

— Впредь каждый ваш шаг будет рассматриваться мною и старшими офицерами полка под лупой. Свободны!

Лыков расстался с полковниками по-дружески. На улице он спросил у своего помощника:

— Откуда узнал про Анну с мечами?

— Гриневецкий вчера зачитал составу отделения выдержки из вашего дела.

— Это для чего?

— Чтобы держали ухо востро. Еще Эрнест Феликсович добавил: «Лыков — человек боевой, смотрите и учитесь!» Я вижу теперь, что он не ошибся.

— Хм… Поглядим, как пойдет эта учеба. Ты извини, что я тебе тыкаю. На людях буду стараться на «вы» и по имени-отчеству. Ты тоже мне один на один говори «ты», ладно?

— Я не хочу вам тыкать.

— Почему? — нахмурился Алексей.

— Рано пока! Да я все равно всем выкаю, как не имеющий чина. И мне все в ответ тоже. Сторонятся. Дистанцию держат. А вы, Алексей Николаевич, мой выигрышный лотерейный билет, так и знайте!

— В каком смысле?

— Я служу в сыскном отделении два года. По закону как окончивший полный курс гимназии должен уже получить классный чин. Но меня обходят, потому что русский. Так по всей полиции. В других отраслях управления чаще не жалуют поляков.

— Ну и переходи туда! Невозможно жить на двадцать пять рублей!

— Нет. Я хочу быть именно сыщиком. И способности чувствую… только не смейтесь! Ну, наблюдательность тренирую, память, книги по криминалистике читаю. А жалованье — да, крохотное. Матушка получает пенсию за отца. Он был майор, служил помощником уездного начальника. Умер четыре года назад. Открылась рана, полученная от косиньеров… [22] Так называли польских повстанцев, часто вооруженных лишь косами. Пенсия хорошая — сорок шесть рублей в месяц! Еще мы сдаем комнату под ученическую квартиру для реалистов, этим преимущественно и живем.

— У меня отец тоже косиньерами был изранен. Только он выше поручика не пошел — отставлен по состоянию здоровья. Десять лет как умер. Но я не понял про лотерейный билет.

— Ну как же! Вы убийцу Емельянова как пить дать найдете. Я ваш помощник в этом деле. Обер-полицмейстер, глядишь, и заметит мое усердие, выдвинет на классный чин. С моим образованием могу дослужиться до восьмого класса. Буду очень стараться, Алексей Николаевич! Понимаю, что из всех агентов отделения я самый неопытный. Зато русский!

— Ладно, поглядим. Твое знание города и польского характера мне сейчас нужно. Насчет классного чина — попробую что-нибудь сделать. И ты не зевай! А теперь поехали на Иерусалимскую аллею.

— Алексей Николаевич, а не лучше ли к судебному следователю? Ведь текущие дела до вас не относятся. Убийство Емельянова — ваше, а Сергеева-третьего — формально нет.

— Я подозреваю, что они связаны. Там прошло уже два месяца, улики сразу не нашли, и след потерян. А тут свежее все! Если действовать напористо — мы их поймаем. Поверь, землю рыть я умею!

— Но давайте хоть сначала заедем в отделение. Нарбутт мог за это время что-нибудь найти. Он большой знаток варшавского преступного мира. И фактически руководит сыскной полицией, с полного согласия Гриневецкого. Они друзья.

— За что его сняли с должности?

— Поймал на мошенничестве полковника из военно-окружного управления. [23] Военно-окружное управление — штаб военного округа. Представил доказательства, свидетелей. Дело забрала военная юстиция, и в итоге полковника перевели в Одесский округ на генеральскую должность! А Витольда Зеноновича сам Гурко приказал снять с начальников отделения «за пристрастное отношение к русскому офицерству». После этого все обходят нас как чумных. Вы вчера выкинули буянов в погонах из ресторана. А я вам вот что скажу: впервые за четыре года они получили отпор!

— Да, наши вояки любят безнаказанность. Особенно здесь, где все держится на армии. Но хватит балаболить, поехали к Ванде.

— Не в отделение?

— К Ванде. Хорошо, если Нарбутт взял след. Но там обойдутся и без нас. Мы заходим со своего конца. Сергеев-третий был еще жив, когда направился в ресторацию на Иерусалимской аллее. А утром — уже мертв. Надо в этом разобраться. Вперед, молодежь-холостежь!

Ресторация «У Ванды» действительно оказалась завлекательной. Перекресток Иерусалимской аллеи и Нового Света — место бойкое. Когда сыщики вошли в заведение, к ним подбежал пожилой официант и сказал извиняющимся голосом:

— Ни одного столика нет, шановны панове! Самый обед. Не угодно ли сделать заказ и прийти через полчаса? Я вам хорошее место оставлю.

Лыков осмотрел зал — и правда, битком! — и заявил старику, понизив голос:

— Сыскная полиция. Проведите нас к распорядителю.

— Слушаюсь!

В крохотном кабинете уютный толстяк долго читал полицейский билет Лыкова. Потом так же долго разглядывал самого коллежского асессора. Наконец он осторожно сообщил:

— Вы из самого Департамента полиции.

— Да, там написано.

— А какое дело, позвольте спросить, Департаменту самой полиции до нашей рэстаурацьи?

— Я временно прикомандирован к варшавскому сыскному отделению.

— В вашем билете ничего об этом.

— Не успели оформить. Вы, кажется, желаете проехать на Сенаторскую? И там ответить на мои вопросы?

— Нет-нет, зачем?! Я с удовольствием отвечу здесь. Просто подумал, что пан занимается политикой. У нас респектабельное место, люди кушают и выпивают. Политикой никто не интересуется. Я вас уверяю! Так что вы хотите спросить?

— Вам известен штабс-капитан Сергеев-третий из Александровской бригады пограничной стражи? Высокий громкоголосый брюнет. Часто бывает при деньгах. Часто бывает весьма развязным.

Ресторатор сразу же закивал:

— Да-да, я знаю, о ком вы говорите. Этот пан ходит к нам, да.

— Вчера он тоже был?

— Приходил. Скушал судака, выпил польского меда, а потом — пф-ф-ф! — еще и вудки.

— Шумел?

— Мы хорошо знаем характер пана. Он… неприятный субъект, извините. Именно вчера он не шумел. Не успел. Отвлекся на даму.

— Как она выглядела?

— Точно не скажу. На ней была вуалетка, что закрывает пув тважа… пол-лица. Но чувствовалось, что пани очень красивая. Такая фигура! А бюст! О!.. И к тому же модно одетая. На пальце сапфир размером в два злотых!

— Рост, цвет волос? Особые приметы? Была ли она у вас раньше?

— Рост… как это по-русски? Вам по брови, да. Брюнетка. А особых примет никаких. Разве только, что пани очень чекавы, [24] Чекавы — интересная (польск.). хе-хе…

— Вспомните, пожалуйста, все до мелочей. Это очень важно.

— Ах, важно? Что вчера натворил пан Сергеев? Снова с кем-то повздорил?

— Что значит «снова»? Он в вашем заведении уже буянил?

— Этот несносный пан буянит всегда. Мы уже привыкли. Дупек! [25] Дупек — дурак (польск.). Такой рад испортить людям настроение. Но вчера пани остановила его одним жестом.