Дмитрий Дивеевский - Альфа и Омега

– Вы предлагаете оружие в кредит, это хорошо. Вы предлагаете нам дружбу, это тоже хорошо. Мы берем ваше оружие и жмем вашу руку. Мы согласны. Только будем предельно честными, чтобы в будущем не было проблем. Мы знаем вас и знаем ваши цели. Вы хотите вместе с американцами учредить у нас демократию. Но Аллаху не угодна такая власть, ведь она презирает сами устои мусульманского мира. А вы не хотите с этим считаться. Вот и происходят потрясения. Посмотрите, что получилось, когда американцы пытались устроить революцию в Иране! Они получили революцию, только не ту, что хотели. Теперь там религиозный режим. Потому что мусульмане не считают ваши порядки справедливыми, потому что эти порядки полны лукавства и обманывают простых людей. Зачем же мы будем сближаться с вами? Мы не хотим ваших порядков и честно вас предупреждаем: не пытайтесь устанавливать их у нас. Это ни к чему не приведет, кроме загубленных жизней и сил. Не пытайтесь, это бесполезно. Поэтому сегодня мы берем ваше оружие, но завтра не пойдем под ваш контроль, вы согласны?

Масуд обезоруживающе засмеялся. Он был невысок ростом, хрупок, подвижен. Его большие глаза отражали свет недюжинного ума.

Джон почувствовал себя неуютно. Он получил задание привезти из Панджера подпись Масуда о сотрудничестве. Но уже с первой минуты стало ясно что это ему не по плечу. Масуд – совсем не тупой и жадный азиат, с которым можно затевать торги во славу Ее Королевского Величества. Он предельно обнажил смысл своего отношения к англичанам и этим лишил Джона любой возможности плести интригу. Что докладывать начальству? Рочестер не сумел найти верной линии и видел, что в ответ на его нескладное бормотанье Масуд лишь понимающе улыбается. Этот командир оказался Рочестеру не по плечу. Потом было еще две встречи, но никакого меморандума о политическом сотрудничестве разведчик не добился. На одной из бесед он полюбопытствовал об отношении Масуда к русским. Тот ответил, что до войны русские были для него «шурави», и после войны они снова станут «шурави», то есть, друзья.

– Русские – наивные люди. Они не поняли, что их втравили в эту войну вы и американцы. А я вынужден изгонять их с оружием в руках. Но ни один афганец не забудет того, что русские сделали для нас. Все, что построено в Афганистане, построено ими, и заметьте, почти бесплатно. Этого, кроме них, никто никогда не делал. Поэтому мы не издеваемся над русскими пленными. Издеваются только ваши талибы. Мы всегда предлагаем им переход в ислам, а если не соглашаются, заставляем работать. Иногда расстреливаем, но для этого должна быть причина. Мы воюем с ними, но мы знаем, что после войны будем с ними дружить. А вот с вашим Королевством, мистер Рочестер, мы дружить никогда не будем. Ведь для вас все слабые народы – это сырье, из которого вы выжимаете прибыль.

Масуд снова весело блеснул своими белыми зубами.

– Хотя я вижу, что вы не такой. Вы не настоящий Лоренс Аравийский. Тот был просто сумасшедший, а вы – нормальный человек. Поэтому вам будет трудно. Но – в сторону политику, давайте договариваться об оружии.

За время, проведенное в штабе Масуда, Рочестер понял, как далеки от реальности его представления об этой стране и об этих людях. Ему понравилось жить среди афганцев и сначала он не мог разобраться в причинах этого чувства. Вокруг бедность, антисанитария, чужой язык, непонятные нравы. Потом стал понимать: при всей сложности мусульманского общества здесь нет того торжества индивидуализма и лицемерия, которое давно поработило всю западную цивилизацию. Их религия и их традиция делают их сплоченными. У них общая боль и общая радость. Они обходительны и душевны. Политика их вождей сплетена из обмана и коварства, а в быту течет совсем другая жизнь, приносящая человеку ощущение духовной цельности.

Джон вернулся из Панджера с новым взглядом на происходящее. Теперь он видел, что США и Великобритания стравили два дружественных народа и питаются мясом этой войны. Впечатление усугубил разговор с резидентом Лесли Хеддоком, которому Рочестер подробно отчитался о встречах с Масудом. Тот воспринял отчет с крайним раздражением.

– Джон, ты давно не мальчик и повидал в разведке всякого. Как ты мог пойти на поводу у Масуда и согласиться с его дурацкими утверждениями?! Разве не ясно, что вместе с США мы ставим в Афганистане заслон коммунистической экспансии!? Русские несут туда свою красную идею, а мы ее изгоняем. Ведь это понятно каждому ребенку. Вот о чем надо было говорить этому разбойнику!

– Ты полагаешь, что идейная война должна приносить столько крови? Ведь русские ввели туда войска почти без выстрела. Кровь полилась, когда мы вооружили и натравили на них моджахедов.

– Уж не прошибают ли тебя слезы при виде дохлых русских или афганцев? Ты хоть понимаешь, что без этого мы ничего не добьемся в этой дикой стране? Или ты стал на ночь читать Устав ООН? Вот это посмешище! Ты хоть знаешь, что сказал об Уставе ООН Уинстон Черчилль? Он сказал, что это самый грандиозный обман человечества после Библии. И он был прав. А тебе пора всерьез заняться своими мозгами. Их слегка перекосило.

Джон не стал углубляться в спор. Он хорошо знал Лесли и понимал, что это может кончиться доносом в Лондон со всеми вытекающими последствиями. Но мнения своего не изменил и попытался понять, к каким берегам несет человечество афганская война, ведь именно в ней столкнулись две мировые системы. Участвуя в работе с талибами, Рочестер все больше осознавал, что скоро они станут большой проблемой для белых господ. Пока что талибский рассадник экстремизма довольно мал, и у него хватает сил только на борьбу с Кабулом. Но талибы настолько заряжены ненавистью ко всему немусульманскому, что однажды они непременно начнут войну против своих благодетелей.

Одновременно Джон стал интересоваться историей России и обратил внимание на то, что, в сравнении со своими соседями, эта огромная страна вела на порядок меньше наступательных войн. Он заинтересовался этой особенностью, начал рыться в научной литературе и сделал вывод, что причины такого коренного миролюбия кроются в православном мировоззрении русского народа.

Прошло время, и Рочестер понял, что в мире существует два лагеря, стоящих на диаметрально противоположном отношении к войне и миру. Один лагерь объединяется вокруг СССР, и для него использование силы носит вынужденный характер. Но судьба забросила Джона в другой лагерь – лагерь хищников, не знающих иного образа жизни, кроме лжи, коварства и нападения.

Теперь то, что было в душе Джона протестом против мерзопакостности собственной родины, превратилось в готовность против этой мерзопакости бороться. Ему не хватало лишь толчка, чтобы это новое состояние перешло в действие.