Дмитрий Дивеевский - До второго потопа

– Настя, вы мне сразу понравились – сказал он – Еще потанцуем?

Сердце Насти сжалось, она почувствовала неудержимый напор. Но ответила – Хорошо.

Потом они еще танцевали, пели и веселились. Офицеры ушли только в два часа ночи. Завтра им предстоял летный день.

Настя вышла из палатки проводить Сергея и он, сначала пожал ей руку и а затем быстро притянул к себе и попытался поцеловать в губы. Но она отвернула лицо, и поцелуй пришелся в щеку.

– Какая ты! – засмеялся он.

Настя смущенно улыбнулась и не нашлась, что ответить. Ей не хотелось обижать этого красивого и хорошего парня.

Через два дня он снова пришел к ней. Впервые за три месяца она получила от Сомовой увольнение, и они пошли гулять.

Шли не спеша по накатанной военной техникой дороге под тихой январской порошей и почти не говорили. Все мелкое и суетное на войне становится недостойным разговора, а говорить о больших чувствах было рано. Насте приятно было общество этого летчика, но Булай не выходил из головы. Где он, жив ли, что с ним? Эти вопросы постоянно крутились в ее сознании.

Навстречу им попалась колонна пленных, которых конвоировали красноармейцы с примкнутыми к винтовкам штыками. Вид у пленных был отчаянный. Это были румыны, не знавшие, что такое русские морозы. Настя с жалостью смотрела на обмороженных, изголодавшихся людей, едва передвигавших ноги в дырявой и легкой обуви.

Внезапно Сергей засмеялся:

– Смотри, Настя, что за чудеса.

Он показал на двух офицеров, которые шли рядышком, как бы не замечая подчиненных. Их брови и ресницы были подведены, а щеки напудрены. У одного из них была даже черная мушка на щеке. Офицеры были одеты, в щегольски подогнанные формы, а поверх имели еще и овчинные полушубки. Настя тоже засмеялась. Она и помыслить не могла, что мужчины в состоянии наводить красоту на лице как женщины, а уж на фронте тем более. Офицеры смерили обоих высокомерным взглядом, и прошли мимо.

– Что же это за армия такая, если у нее командиры пудрятся, и подводят брови? – спросила Настя.

– Какая это армия – ответил Сергей. – У нас вчера на аэродроме немецкий пилот сел. Перебежчик. Не оттого, что нас полюбил, а от того, что фюрера возненавидел. Гитлер ведь запретил им из окружения прорываться. Ну, ругал этот пилот свое начальство, на чем свет стоит. А потом на румын перешел. Оказывается, когда немецкие летчики видели, что румыны от наших бегут, они их с воздуха из пулеметов поливали, а то и бомбили. Вот такая фронтовая дружба.

Настя смотрела на Сергея, и в сердце ее разливалось тепло. Серые его глаза играли живой силой, хрипловатый голос звучал магнетически завораживающе. Она видела только его лицо и плохо слышала, что он говорил.

Сергей понял ее состояние. Он распахнул свой летный реглан, притянул Настю к себе и крепко прижал. Потом нашел своими губами ее губы и стал жарко целовать. Голова девушки кружилась, она забыла, что они стоят посреди голой зимней степи. А его руки уже проникли к ее плечам, нежно и требовательно сжимали их. Настю охватила истома, она стала слабнуть, и прижалась к Сергею. Сгущались сумерки, вокруг стояла тишина, и она чувствовала только жаркие поцелуи Сергея, который жадно и неудержимо ласкал ее. Сергей отпрянул на секунду, снял с себя реглан и расстелил его на снегу. Настя плохо соображала, что происходит и только чувствовала, что она не вольна сейчас распоряжаться собой. Сергей подхватил ее на руки и положил на реглан. Лег рядом, придавил жарким, тяжелым телом, и, задыхаясь от страсти, стал расстегивать на ней полушубок. Настя смотрела в темное небо, на котором появились первые звезды, и вдруг увидела Севку. Он стоял с непокрытой головой и неотрывно смотрел на нее. Что-то ударило девушку изнутри, и она сильным движением разжала объятия Сергея.

– Сережа, не надо. У меня есть жених.

Сергей отвалился, привстал на локте и коротко хохотнул:

– Жених? На каком фронте, в какой роте? Может быть уже в могилевской дивизии! Настенька, если мы сегодняшний день не проживем, завтрашнего может не быть. У меня тоже есть невеста, да как знать, увидимся ли?

– Надо верить, вот и все. Не целуй меня больше. Я не хочу.

Он все понял. Помог ей подняться, поднял реглан, и тихо сказал – пойдем, провожу тебя.

Через три дня в госпиталь приехал Троянов. Он пришел к Насте, сел на табуретку и долго молчал. Потом показал на принесенный с собой вещевой мешок.

– Все, что от Сергея осталось. Погиб он. Это на всякий случай перед вылетом велел тебе передать. Нет у него больше никого.

Настя окаменела. Она видела много смертей, но не смогла к ним привыкнуть. Весть о смерти Сергея, так и не ставшего ей близким человеком, но такого сильного, такого славного русского парня, ударила ее.

Троянов рассказал, что вчера приказал Сергею сбить «раму», которая повисла над участком фронта, прикрываемым его полком.

«Рама» не считалась среди пилотов легкой мишенью, хотя и была всего лишь самолетом-разведчиком, с небольшой скоростью. У этого неказистого, похожего на воздушный змей самолета были уникальные маневренные возможности. На сей раз Сергею попался в противники настоящий немецкий ас. Он не струсил при появлении советского истребителя, а начал с ним игру в кошки-мышки. Пока Сергей маневрировал, немец спокойно висел на своей высоте и ждал, когда русский выйдет на атакующий курс. И стоило только Сергею поймать «раму» в сектор обстрела, как немец убирал газ, и его самолет, камнем падал вниз, а трассеры проходили над ним. Затем он снова поднимался и ждал, когда русский зайдет на очередную атаку. Стало ясно, что немец переигрывает Сергея, и у того кончаются боеприпасы. Зная лихой характер парня, Троянов приказал ему возвращаться на аэродром, и уже хотел высылать другого пилота, когда услышал по рации голос Сергея:

– Ну, ты у меня не уйдешь. Я тебя достану.

После этого связь прервалась.

Как потом доложили наблюдатели с земли, израсходовав боезапас, Сергей пошел на таран и сумел подловить фашиста во время его падения по вертикали. Удар был такой, что обе машины вспыхнули и на землю упали лишь их обгоревшие остатки.

Летняя попытка немцев разгромить окруженные под Ржевом советские части не дала запланированного результата. Армия генерала Белова была рассечена и рассеяна, но в лесах остались многочисленные подразделения, которые продолжили партизанскую борьбу. Это было уникальное явление. Совсем неподалеку от Москвы, иногда всего в 150 км, в лесах скрывались тысячи солдат, отметивших уже целый год своей партизанской деятельности под боком у столицы.

Всеволод Булай остался в составе 223 полка майора Бородина, после того, как немцы расчленили группировку Белова.