Олег Петров - Именем народа Д.В.Р.

— Та-а-а-к… — протянул Опанаскин.

Раздвигая густеющую толпу зевак, подошел второй милиционер, волоча за ствол еще одну винтовку.

— Обнаружена, товарищ Опанаскин, около сторожки, в бурьяне!

— А ну-ка, пошарьте с Прохором и вот этим гражданином, — Опанаскин ткнул в завмага, — по округе. Ежели, как он глаголит, ящик тяжелый был, то далеко утащить не могли… Погодь, — остановил он Мышкина. — Контору открой. И где кассир?

— Туточки, гражданин начальник. — От любопытных отделился невысокий, тщедушного вида мужичок в перелицованном из военной шинели пальто, сдернул с плешивой головы потертый заячий треух. — Гаранин, Ефим Григорьевич, кассир арендного участка…

— Ага, — Опанаскин поднялся и пошел к крыльцу. Гаранин засеменил следом.

Пока шел осмотр помещений магазина и конторы, а с кассира снимался допрос, шустро включившиеся в поиски мальчишки, облазив все вокруг, звонкими голосами и свистом сообщили о находке в дровяном сарае.

Опанаскин степенно прошел к сараю, увидел раскрытый и пустой денежный ящик. На крышке не было ни царапины, замок исправно щелкал от ключа, который достал из кармана кассир Гаранин.

— А сколь, гражданин Гаранин, всего ключей имеется? — пристально глядя на него, с расстановкой спросил Опанаскин.

— Так… это… ключа всего два. У заведывающего и у меня…

— Гражданин Мышкин, представьте второй ключ.

— Дома у меня он хранится, буквально один момент! — Мышкин тяжело побежал домой, следом пошел один из милиционеров.

Пустой ящик был доставлен обратно в контору. Вернулся и завмаг со вторым ключом, которым Опанаскин тоже открыл замок, а когда попытался его закрыть, то ключ в замке застрял.

— Яс-сненько-о… — протяжно выговорил Опанаскин.

— А вот еще, гражданин начальник, я тут вспомнил! — появился на пороге конторы сторож Подтягин. — Один из налетчиков, кады оне меня вязали, кому-то крикнул: «Давай скорее, Ефим!»…

— Как, как? Ефим, говоришь? Па-а-нятно! — тряхнул головой Опанаскин и объявил собравшимся у конторы, что по подозрению в совершении хищения значительных денежных средств арестовывает кассира Гаранина, завмага Мышкина и сторожа Подтягина.

Их заперли в кладовке.

Опанаскин отправил одного из милиционеров на станцию для телеграфного сообщения, с другим продолжил снятие допросов с арестованных.

На следующий день, в понедельник 31 октября, допросы продолжились. Но подозреваемые не сказали ничего нового. Опанаскин злился и грозил несусветными карами.

Тем временем в поселке разгорались страсти.

Лесорабочие и их домочадцы собирались кучками, перетирая случившееся. Повод для волнений был нешуточный — исчезло октябрьское жалованье, которое должны были на днях выдать. Когда бы грабители унесли какие-нибудь начальственные деньги, а то кровно заработанные! Уже вовсю гулял слух, что во всем виноват кассир Гаранин, которого причисляли к налетчикам. Самые боевые из рабочего люда уже дважды кричали под окнами гаранинского дома, где заперлась жена кассира с тремя детьми, что с этой бандитской семейкой давно пора разобраться. В закрытые ставнями окна пару раз бухнули булыжниками.

К вечеру страсти накалились до предела. Кое у кого из работяг в руках появились ружья, возбужденная толпа осадила магазин.

Полчаса спустя Опанаскин и его сопровождение трусливо бежали под улюлюканье к станции, пугнутые вдогонку пальбой из ружья одним отчаянным парнем.

Галдящие мужики ворвались в магазин, сбили с кладовки замок и выволокли арестантов на крыльцо, пиная их и матерясь.

— Сознавайтесь, сволочи! — заревела толпа, увидев жалкие, обреченно сжавшиеся фигуры. — Куды, гады, заработанное дели?!

Увесистые кулаки врезались в Мышкина и Гаранина, сбитый с ног сторож Подтягин кулем ухнул с крыльца. Упали на доски и кассир с завмагом, закрывая руками окровавленные лица. Ребра несчастных трещали под ударами сапог.

— Скажешь, паскуда?! Хэ-к!

Выплевывая кровь, Гаранин закричал:

— Скажу! Люди! Сознаюсь! Сознаюсь! Не бейте! Во всем сознаюсь!

Подтягина и Мышкина сразу бросили, а кассира, подхватив под руки, поставили к стене. Один из рабочих навел ему в лоб ружье.

— Ну, гад, молись! Давай, выкладывай все! Как на духу! Тварь ты такая!

Избитый кассир еле шевелил рассеченными губами. Плача, беспрестанно утирая сочащуюся кровь грязным рукавом, он прошептал:

— Шайкой грабили… Денежный ящик увезли на телеге…

— Громче, паскуда! Куда увезли, когда ящик обнаружился! Врешь!

— Не вру, не вру! — испуганно закричал Гаранин. — Хотели на телеге…

— Это они для близиру ящик в сарай уволокли! — заорал кто-то из толпы. — А сам ключом своим, собака, отпер! Видели жа — ящик-то цел! Тока пуст, язви его, с потрохами!..

— Кто сообщники, поганец, говори?!

— Всех не знаю…

— Щас вспомнишь! — К Гаранину подбежал здоровенный детина, ударил пудовым кулаком в лицо, сбив с ног. Нагнулся и схватил кассира за ноги. — Щас я этому задохлику мозги об угол вышибу!

— Погода, дурень! Тады он вообче ничо не скажет!

Гаранина привели в чувство, снова прислонили к стене. Толпа молча разглядывала тихо шепчущего кассира.

У крыльца сидели на земле Мышкин и Подтягин, хлюпали кровавой юшкой под дулом ржавого ружья.

— И чо, долго мы будем ждать?! Говори, а то добавим! — снова угрожающе закричали рабочие.

Гаранин медленно поднял голову, тоскливым взглядом обвел толпу. В сгустившихся сумерках кровоподтеки на его бледном лице казались черными.

— Выкладывай, паразит! А не то мы щас сюды бабу твою с выкормышами приволокем да попытаем огоньком!

— Не надо… — проговорил Ефим Гаранин.

Немного помолчал, собираясь с духом.

— Никто не виноват, один я… Со сродственниками это мы… Из Читы…

— А-а-а!!! — торжествующе заревела толпа. — Признался!.. Гад какой!.. От сука!.. Признался!.. Эй, зовите сюда милицанеров! Кликай энтих пугливых! За них, дармоедов, работу сделали! Зови! Теперь пущай они дотрясут, с кем этот бляденыш кровные наши денежки уворовал!..

— Чо их кликать, время жечь. Давай, тащи гада на станцию!

Гаранина связали веревкой и отвели на станцию. Там передали обрывающему телеграфный провод Опанаскину.

Наутро Ефима Гаранина под конвоем увезли в Читу, где в 3-ем отделении железнодорожной милиции с него сняли подробные показания, опираясь на признание в преступлении.

Гаранин назвал двух своих родственников — Николая Моржакова и Александра Ершова. Первый постоянно проживал в Чите, второй же, к его несчастью, был дровянинским.

Решившись под страхом собственной смерти и расправы с семьей на самооговор, кассир Гаранин показал, что в начале лета Моржаков приезжал к Ершову в Дровяную, там они вместе все и замыслили.