Наталья Андреева - Бездна взывает к бездне

– Господа, господа! Бога ради, позвольте мне уладить дело миром!

И граф Ланин, и Серж, не обратив внимания на его горячий призыв, молча пошли каждый к своему барьеру. Шурочка, застыв от ужаса, смотрела, как оба подняли пистолеты.

– А теперь сходитесь! – скомандовал один из секундантов.

Оба медленно тронулись с крайних пределов барьера на ближайшие с расстояния в двадцать шагов. Казалось, что даже ветер стих от напряжения, царившего на опушке, он больше не был здесь хозяином. Спряталось солнце. Граф шел тихо, будучи опытным стрелком, и нисколько не терял хладнокровия. Шурочке в какой-то момент показалось даже, что он улыбается. Это ли взбесило Сержа, или он еще находился под впечатлением вчерашнего объяснения с ней, Шурочка не поняла. Она много раз слышала, что Соболинского трудно убить, что он хладнокровен, отлично стреляет и во время дуэли прекрасно владеет собой. Но Сержа сегодня словно подменили. Не справившись с нервами, с лицом, искаженным яростью, он не выдержал и выстрелил первым, даже не дойдя до барьера. Шурочка в ужасе закрыла глаза. Она страстно хотела бы, чтобы Серж промахнулся. «Господи! – мысленно взмолилась она. – Господи, помоги ему!»

Когда она открыла глаза, дым слегка рассеялся. Граф Ланин стоял на том же месте с поднятым пистолетом и свободной рукой поправлял оторванный у самой шеи воротник сюртука. Каким-то чудом пуля Соболинского его не задела. Но выстрел был очень опасный. Увидев, что граф не упал и крови на нем нет, Серж побледнел, что наступил его смертный миг.

– Mon Dieu! – сказал он одними губами, изо всех сил стараясь держаться хладнокровно. И это ему удалось. Он вдруг улыбнулся и поднял синие глаза к небу.

– Сереженька, – зарыдала Шурочка, которая поняла все. – Господи, Сережа! Что же это, а? Да что же это?

Она хотела бежать туда, к ним, но ноги ее не слушались. Хотела кричать, но голоса не было. Вчера она с ним попрощалась. Но она не знала, что это будет так . Что это будет так страшно!

– Quelle chance! – с торжеством воскликнул граф Ланин. Потом с интересом спросил: – Вы боитесь умирать?

– Va au diable! – закричал Серж. – Стреляйте! Да стреляйте же, черт вас возьми! Я готов!

– A! – сказал граф. – Я и сам теперь вижу, что вы готовы! – И громко крикнул: – A la barriиère!

Они опять пошли друг другу навстречу. Теперь Серж был абсолютно спокоен, он шел умирать и делал это с достоинством. Молился ли он мысленно в этот момент? Прощался ли с ней или с кем-нибудь другим? Быть может, он вспомнил свою мать? Первую женщину? Она не знала. Но он и в самом деле был готов к смерти. Шурочка увидела, как граф хладнокровно дождался, когда Серж дойдет до самого барьера, и только тогда выстрелил в него почти в упор, с десяти шагов. Вот это уже действительно было убийство, но никто не мог ничего возразить. Все было по правилам. Согласно кодексу чести. Она увидела, как Серж упал весь в крови. К нему тотчас бросились и доктор, и секунданты, а граф Ланин, опуская пистолет, сказал:

– Maintenant je suis satisfait сomplètement.

«Вот теперь я полностью удовлетворен», – машинально перевела она фразу, сказанную по-французски. Дальше все было, как во сне. Она была уверена только в одном: Серж мертв. Пуля попала ему в грудь. Весь сюртук его был в крови, он не двигался. Его понесли в двухместный экипаж, предусмотрительно взятый графом Ланиным на место дуэли. Для него самого слуга держал оседланную лошадь. Сержа отнесли в карету с графскими гербами, туда же сел доктор, и карета тотчас уехала. К графу подошли секунданты. Короткие переговоры были на французском, Шурочка почти ничего не поняла. Она была словно в тумане. Понимала только одно: надо ехать. Должно быть, отсюда его сиятельство поедет к ней. Надо прибыть в имение первой. Она не хотела, чтобы он знал, что она была здесь и все видела.

Шурочка собрала все свои последние силы и вскочила на лошадь. Каким-то чудом она доехала до дома. Бросила поводья конюху и, шатаясь как пьяная, побрела в дом. Хорошо, что никто не попался ей навстречу.

«Плакать нельзя, – сказала она себе. – Ты сама это сделала. Ты его убила. Цыганка нагадала. Женщина, которую он встретил в лесу, его и погубила. Не время плакать. Потом. Всю свою жизнь ты будешь его оплакивать, но только не сейчас. Собери все свои силы. Сереженька, прости меня! Господи, да как же я тебя, оказывается, люблю!»

Она не знала, сколько прошло времени, когда услышала шум подъехавшего экипажа. Шурочка подумала, что приехал граф Ланин и, словно в бреду, подошла к окну. И тут она увидела Владимира Лежечева, который стремительно шел от ворот к их дому. Но эта маленькая победа не принесла ей удовлетворения.

Прошло какое-то время, она опять не поняла, сколько, и в ее дверь постучали. Это была взволнованная Жюли.

– Сашенька, открой!

– Не заперто, заходи, – мертвым голосом сказала она. И вспомнила, что и в самом деле забыла запереть дверь. Да не все ли теперь равно?

Вошла Жюли и бросилась ей на шею:

– Сашенька, милая, – сестра принялась осыпать ее поцелуями, – я не знаю, что мне делать…

– Что случилось? – все тем же мертвым голосом спросила она.

– Владимир приехал. Он… Он сделал мне предложение! Ах, я не знаю, что делать! Что ему ответить? Отец, разумеется, согласен. Но я ничего не сказала, ни да, ни нет. И если ты сейчас скажешь мне, что я не должна… – Сестра разрыдалась.

Шурочка посмотрела на ее заплаканное лицо и подумала: «Вот кто достоин счастья! По-настоящему достоин! Некрасивая, но такая милая и добрая Жюли! С ее огромным сердцем! Пусть хоть кто-то будет счастлив!»

– Успокойся, – сказала она. – Я уезжаю с графом.

– Как? Куда уезжаешь? – Жюли даже плакать перестала, так она удивилась.

– В Петербург, должно быть. Или за границу. Да не все ли равно? Иди к нему. Скажи ему – «да». Я рада за тебя. За вас. Я хотела бы, чтобы это случилось. Я и в самом деле так хотела. Иди к нему. А обо мне более не беспокойся.

Жюли послушалась и ушла. Шурочка выждала какое-то время, потом собралась с силами и тоже спустилась вниз. Они все были в гостиной – отец, Жюли, сестры и Владимир Лежечев. Он старался на Шурочку не смотреть, она тоже не искала его взгляда. Василий Игнатьевич, чрезвычайно взволнованный, все повторял:

– Как это неожиданно, неожиданно. Да-с, неожиданно!

– Я понимаю, что не вовремя приехал со своим предложением, – холодно сказал ему Владимир. – У вас в доме траур. Но я слышал о намерениях Юлии Васильевны удалиться в монастырь.

– Какой монастырь! – замахал руками помещик Иванцов. – Замуж! Замуж!

– Отец! – одернула его Жюли. И тихо сказала, обращаясь к Лежечеву: – У меня и в самом деле были такие намерения. Я собиралась заняться этим неотложно, завтра же.

Лежечев подошел и почтительно склонился к ее руке: