Валерий Введенский - Приказчик без головы

– И?

– Действительно, исчезла.

– Не исчезла! – словно продолжая старый спор, прервал Лябзина Климент Сильвестрович. – Говорю же, запойная она. Гуляет где-то…

– Пусть гуляет, – Крутилину было не до запойных купчих. – С княгиней разберемся позже. Пусть пока подлечится. Вот что скажите: кто-нибудь знает этот сарай на Большой Невке?

– На Малой, – поправил Лябзин. – Все знают.

Потом была карета «Скорой помощи», носилки, на которых санитары поднимали княгиню на третий этаж, испуганные дети, горячая ванная, неожиданно истребованная княгиней. После ванной Лешич дал Сашеньке микстурку, и та заснула. Рядом пристроился с урчаниями Обормот.

– Дмитрий, давай объяснимся! – Лешич в который раз повторил попытку начать разговор.

А Диди не собирался ставить точки над «i». Во всяком случае, сегодня. Пусть все решит Сашенька, когда поправится. Дмитрий Данилович ради ее счастья на все согласен!

– Давай завтра, – предложил князь. – И я устал, и ты. Надо отдохнуть, поспать.

– Думаешь, я смогу заснуть после всего, что ты сегодня днем мне наговорил?

Вот зануда!

– Послушай, главное, что Сашенька жива…

– И пока спит, предлагаю объясниться.

И ведь не отцепится!

– Хорошо, раз настаиваешь, изволь, – с раздражением пошел на поводу Дмитрий Данилович. – Я знал, я всегда знал про ваши с Сашенькой чувства. Знал, что они были, знал, что и после нашей свадьбы они никуда не исчезли. Во всяком случае, у тебя! Но вы оба, оба уверяли, что чувства эти дружеские, вы словно брат и сестра. Что мне оставалось? Оставалось одно – верить в эту чушь, закрыть глаза. Потому что сам виноват! Взрослым и опытным ворвался в жизнь прелестной девушки, очаровал, вскружил, заставил предать первую любовь. Конечно, я самоуверенно надеялся, что наши дети и моя любовь заставят потускнеть детские ваши чувства. Что рано или поздно ты женишься и оставишь Сашу в покое! Но ты оказался терпелив, как вода, тысячелетиями точащая камни, и настойчив, как смертельная болезнь.

Лешич слушал резонера отстраненно, с бокалом в руках, изредка затягиваясь сигарой, что только распаляло князя.

– Убаюкивало меня и то, что любимой героиней Сашеньки была Татьяна Ларина, не позволившая чувствам возобладать над долгом. Как же я ошибался! Кругом ошибался! Ловелас Пушкин никогда не понимал женщин и написал девятую главу в назидание собственной жене. Что не спасло ни его, ни меня! Первая любовь у Сашеньки не исчезла, она лишь на время погрузилась в спячку. И я вынужден теперь констатировать: ты победил. Поздравляю! Я – рогоносец. Рогоносец! Ты наконец счастлив? Нет! Тебе этого мало! Ты жаждешь мести, желаешь растоптать меня, хочешь, чтобы весь Петербург смеялся над князем Тарусовым. Будто это вернет тебе загубленные пятнадцать лет. Что мне остается? Лишь одно: вызвать тебя на дуэль! Не случись сегодня покушения на Сашеньку, я дрался бы с тобой. Но теперь поступлю, как та настоящая мать из Ветхого Завета [60]. Потому что люблю Александру! Слышишь? И не стану разрывать ей душу на половинки. Я просто уйду. Будьте вы счастливы!..

Князь налил себе до краев. Лешич накрыл его рюмку ладонью:

– Э-э, постой!

– Я сказал все, что хотел, точка.

– Значит, закончил? Тогда выслушай меня. Молча! Я ведь молчал…

Лешич собрался с мыслями и заговорил:

– Да! Я не скрывал и не скрываю своих чувств к Александре. Однако я чист перед тобой. А все потому, что Сашенька меня не любит. Ты заблуждаешься! У нее ко мне не любовь, а всего лишь чувство собственности. Я вещь, ей принадлежащая. Преданный друг, бескорыстный рыцарь. И вправду, кому охота такого терять? Сашенька, словно дитя, не хочет выпускать из рук ненужную игрушку. Но любит она, увы, тебя!

– Не крутись, как уж на сковородке! Я душу твою темную насквозь вижу! Ты отомстил мне, теперь, так понимаю, будешь мстить Сашеньке? Ведь ты совсем не просто так волочишься за Натальей Ивановной!

– Дмитрий, а с чего ты решил, что мы с Сашенькой любовники?

– Господи! Да наберись ты мужества! Хватит врать и юлить! Неужели тебе нравится, когда припирают к стенке? Ладно, изволь! Я знаю про квартиру на Резной, знаю, что вчера домовладелица пыталась отказать вам, но ты, представившись мной, ее выгнал.

– Господи, ах вот, оказывается, в чем дело! Знаешь, зачем Живолупова эта вчера приходила? Деньги с Сашеньки стрясти за свое молчание.

– Я тебе не верю! – помотал головой Диди.

– А Сашичу поверишь? На, прочти сам!

Лешич протянул князю ученическую тетрадку.

– Что это?

– Ее дневник! В отрочестве я очень любил его читать. А вчера вдруг заметил, что Сашич снова пописывает…

– Ты хуже, чем я предполагал!

– Сейчас ты ко мне подтянешься.

– Я не буду читать. Ни за что!

– Будешь! Сразу узнаешь ответы на все свои вопросы.

– Никогда!

– Читай, Диди, читай! Сашич такого накуролесила…

Дмитрий Данилович протрезвел сразу. Пока читал, вскакивал с места, несколько раз воскликнул: «Да она с ума сошла!», а однажды в сердцах: «Задушу своими руками!» На его лице промелькнула вся палитра чувств: радость, что Сашенька верна, возмущение ее маскарадами и расследованием, ненависть к Осетрову и Будницкому. Ближе к концу эмоции сменились задумчивостью. Дочитав, Дмитрий Данилович вновь начал с первой страницы, дошел до третьей – и здесь со словами: «Так и знал!» захлопнул тетрадь.

– Что скажешь? – поинтересовался Лешич.

– Ты понял, кто убийца? – неожиданно спросил князь.

– Нет? А ты?

– Первой же фразой себя выдал!

– И кто же?

Тарусов промолчал. Сегодняшний день научил его не спешить. Надо еще раз, а может, и не один, все хорошенько обдумать. Вместо ответа спросил сам:

– У тебя оружие есть?

– Скальпель!

– А у меня шпага от мундира. Маловато! Придется двери забаррикадировать.

– Какие двери?

– В квартиру!

– Зачем?

– Убийца знает, что проговорился. Потому и пытался Сашеньку убить! Зови-ка Женю и дворецкого! Шкапы будем двигать.

– Давай я в полицию сбегаю…

– А вдруг убийца на улице караулит?

Через полчаса титаническими усилиями четырех мужчин дубовые шкафы надежно закрыли оба входа в жилище.

И тут раздался звонок в дверь.

– Тсс! Тсс! – велел всем Дмитрий Данилович и на цыпочках двинулся в кабинет.

Звонок продолжал верещать.

– Эй, заснули, что ли? – из-за двери послышался голос Выговского. – Ильфат! Ильфат, черт тебя побери! Тарусовы дома?

– Неужели Антон и есть убийца? – в волнении спросил князя Лешич.

– Нет, конечно. Черт! Придется мебель растаскивать!

Антон Семенович уплетал в кабинете остатки ужина.

– Ух, Алексей Иванович, счастье, что Крутилин с вами на крылечке заговорился. Было бы всей части на орехи!

– За что? – поинтересовался Лешич.