Алексей Фомичев - Сам без оружия

Теперь в вагон посторонний незаметно попасть никак не мог. Да и просто попасть не мог, разве что используя лом или взрывчатку.

Оружие стали носить постоянно, хотя и скрытно, все, кроме Идзуми. Тот свой браунинг держал под подушкой и брал только для выхода в ресторан.

Пожар японцы пережили без особых последствий. Легкий ожог у Кихо и небольшие отравления у других. Медики в Екатеринбурге оказали дипломатам помощь, но не стали их даже везти в больницу. Однако прописали какие-то микстуры, которые Идзуми приказал выбросить, как только врачи уехали.

Хуже обстояло дело с вещами. Правда, губернатор выделил достаточно большую сумму для закупки всего необходимого, и Горо с Кинджиро потратили некоторое время на покупку белья, одежды, обуви и других необходимых в поезде вещей.

Однако самой большой проблемой была пропажа выкраденных в русском Генштабе документов. Эта пропажа ставила под сомнение сам смысл поездки японцев по Владивосток.

Секретарь Кинджиро не находил себе места. Это ведь у него украли документы. Пусть он в тот момент был практически без сознания, пусть бушевал пожар, но документы пропали! Все! Вор вытащил их, оставив, словно в насмешку, папку. И не взял лежащие в другой секции деньги. Может, не заметил впопыхах?

Кинджиро честно рассказал все Идзуми, принес извинения за ошибку и попросил разрешения совершить сэппуку. Он должен был ответить за свое прегрешение.

Но помощник посла разрешения не дал.

— Нас и так мало, Иоши. А будет еще меньше. И потом, если кому и следовать древнему ритуалу, так это в первую очередь мне. Я отвечал за документы, я перевозил их, а вы только помогали. Но я тоже не вспорю себе брюхо мечом. Тем более меча у меня нет. Надо разобраться в этом деле, надо понять, кто мог украсть документы, и попробовать вернуть их.

— Если это русская контрразведка…

— Если это русская контрразведка, можно забыть о них. Но я не думаю, что вокруг нас было много русских контрразведчиков. Помните, кто помог нам?

Кинджиро наморщил лоб.

— Я смутно видел силуэт… мужчины, конечно… он тащил меня к дверям. А потом вываливал из вагона. Да, я почти уверен, что это… господин Скорин. Художник. Хотя…

Идзуми терпеливо ждал. Сам-то он концовку трагедии не помнил вообще, потерял сознание в коридоре.

— Нет, я точно уверен, это был Скорин! — склонил голову секретарь. — Он отнес меня дальше от вагона… а вот остальное я не помню.

— Значит, это он мог взять документы? Во всяком случае, подозрения падают на него. Тогда выходит, что Скорин из контрразведки?! — Идзуми прикрыл глаза и покачал головой. — Но почему он тогда все еще в поезде? Почему не покинул его вместе с документами и не поспешил в Петербург?

Кинджиро опустил голову. Ответа он не знал.

— Кихо говорил, что его спас американец. Но я не считаю его русским офицером. — Идзуми позволил себе легкую усмешку. — В крайнем случае, только помощником. Его могли купить.

— Там еще были люди из тех, кто снимает фильм. Э-э, господа Щепкин, Гоглидзе… Но они в вагон не заходили…

— Верно. Но портфель они взять могли.

Кинджиро задумался. Он старательно напрягал память, желая вспомнить все подробности пожара. Но кроме отрывочных эпизодов, в голове ничего не было.

— Скорин мог решить, что в портфеле деньги, — осторожно заговорил секретарь. — Стал искать, но в спешке пропустил второе отделение. Оно же потайное. Зато нашел документы и подумал, что они могут стоить дорого. Поэтому и вытащил их.

— А зачем художнику шарить по чужим портфелям? — спросил Идзуми. — Он что, бедный?

— У русских это вполне возможно.

— Так. Ну хорошо… Он взял документы, понял, что там ничего ценного… или, наоборот, очень ценное. Что сделает русский, найдя такие документы?

Поняв, что Идзуми не рассуждает, а спрашивает его, Кинджиро на миг задумался, потом медленно проговорил:

— Он должен передать их властям. Потому что секретные бумаги русского Генштаба не могут оказаться у японцев просто так.

— Верно. Но в этом случае мы бы не наблюдали господина Скорина вместе с нами. А он едет дальше. Почему?

На этот раз Кинджиро задумался сильнее. Действительно, выходило странно. Если Скорин простой вор, он должен либо выбросить бумаги, либо отдать их властям, как и всякий патриот страны. Правда, у русских понятие «патриот» несколько отличается от японского. Русские позволяют себе такие высказывания против императора и власти, что в Японии они бы попали на виселицу или плаху.

Если же Скорин офицер, то… то получается тупик.

Кинджиро посмотрел на Идзуми и виновато произнес:

— Я не могу понять, что он хочет сделать. Простите, Идзуми-сама.

Тот довольно прищурился и кивнул.

— Нет позора в признании, Иоши-кун. Вы просто не довели до конца свою мысль. Если бумаги у Скорина и он не отдал их властям, то есть только одно объяснение этому.

Идзуми сделал небольшую паузу, словно в театре, и наставительным тоном закончил:

— Он захочет вернуть документы. За вознаграждение!

Кинджиро широко раскрыл глаза, потом склонил голову, признавая ум начальника.

— Теперь надо посмотреть, как он себя станет вести, — продолжил Идзуми. — Если моя догадка верна, он станет искать с нами встречи. Поэтому мы будем и дальше посещать ресторан и выходить на станциях прогуляться. Наше с ним общение не вызовет подозрений. Господин Скорин дважды помогал нам в трудной ситуации… равно как и господин Браун. И мы вполне можем высказать им свою благодарность.

— Я бы с удовольствием выпустил ему кишки, — прошипел Кинджиро, вновь склоняя голову и прося прощения за резкие слова.

Идзуми улыбнулся.

— Мы не можем позволить себе дать волю чувствам, мой мальчик. Не сейчас.

Идзуми жестом отпустил Кинджиро, стер улыбку с губ и посмотрел за окно. Его догадка относительно русского художника, скорее всего, верна. Если же нет… что ж, он успеет подумать о плохом.

Сейчас же его больше волновало, куда пропал «партнер». После последнего контакта в столице он на связь не выходил. А теперь вторая часть документов была для Идзуми крайне нужна. Это хоть как-то оправдает его в глазах руководства.

И если раньше Идзуми еще сомневался, выполнять ли условия сделки с «партнером», то теперь все сомнения отбросил. Он сделает все, что хочет этот человек, лишь бы получить желаемое. Он сделает даже больше. Лишь бы был прок!

Сомнение, ожидание, тревога терзали помощника японского посла все последующие сутки. А потом стало не до них. «Партнер» вышел на связь.

В Ново-Николаевск поезд прибыл ближе к вечеру, все еще отставая от графика на полтора часа. Стоянка здесь была сокращена до минимума, однако пассажиры высыпали на перрон размять ноги и подышать свежим морозным воздухом.