Рейчел Хор - Тайник

— Прости, — пристыженно пробормотала Джуд. — Я пыталась разубедить тебя.

— Нечего меня разубеждать. Просто прими как данность. Мама и даже па меня не понимали. Видишь ли, я не соответствовала их представлениям о том, какой должна быть дочь. Я твердо решила никогда не вести себя с Саммер подобным образом. Ожидать от нее запрограммированных чувств или поступков. Пусть остается сама собой.

— О, у Саммер определенно есть характер, и она личность, невзирая на возраст.

— Правда? Но во многих случаях она вполне предсказуема. Любит кукол, животных и модную одежду.

— У нее очень развито воображение, — кивнула Джуд, вспомнив об историях, которые Саммер разыгрывала в кукольном доме.

Клер взяла альбом с фотографиями и стала изучать снимок с размытым силуэтом.

— Это действительно выглядит более чем странно.

— Верно. Но наверняка есть рациональное, чисто техническое объяснение. Например, оптика камеры, химикаты…

— Да, — кивнула Клер, уронив альбом на стол. — Я сыта этим по горло. Джуд, ты можешь считать меня негодяйкой, но я бы предпочла, чтобы ты не приезжала и не заваривала эту кашу. Меня тошнит от этого.

— Я? Но я не… — Джуд отшатнулась, как от удара.

— Все было в порядке, пока не явилась ты. И начался весь этот абсурд с башней и дурацким колье бабушки. Ничего, кроме неприятностей, ты нам не принесла. И Саммер не рассказывала никаких историй, пока ты не стала раскапывать эту чушь о башне.

— Ничего подобного. Она и до меня видела странные сны, и тебе следует винить в этом Юэна. Это он отвел Саммер к башне.

Клер мгновенно отвернулась. Снова Юэн встал между ними. За окном небеса разверзлись, и дождь полил стеной.

Летняя гроза принесла Алисию к нашему порогу в том июле, когда мне исполнилось пятнадцать. С того памятного приезда, который Сьюзен метко назвала Великим Потрясением, а мне было всего десять, она навещала нас еще дважды. И во время первого визита отец был вынужден поговорить с ней, поскольку миссис Годстоун, не выдержав бесцеремонного вмешательства, пригрозила уходом. Во время второго визита она, кроме Августа, привезла жирного коротышку-провинциала, своего мужа, и все трое, жалкие и промокшие, стояли в передней, а вода с них лилась прямо на пол. Бедняга грум, сын кучера, дрожа от холода, таскал их вещи в дом.

На этот раз я не пряталась, а нерешительно стояла на ступеньках, гадая, признают ли они меня теперь, учитывая мое новое положение в доме.

Не признали.

Август одарил меня мрачной улыбкой, но его родители старательно игнорировали мою персону. К тому времени во мне прорезалось достаточно достоинства, чтобы обращать внимание на подобные вещи.

Теперь Алисия ходила с палочкой: несколько месяцев назад она упала с лошади и сломала ногу, отчего добрее не стала. Муж ее тоже хромал — из-за подагры. Кроличья физиономия постоянно жалобно морщилась. Только Гасси стоял прямой как столб. Высокий, тихий, слишком худой мальчик с книгой в руке, очень похожий на дядю.

— Где мой брат? — рявкнула Алисия в сторону мистера Корбетта.

— Он сегодня уехал в Норидж, миссис.

Отец отправился туда в десять утра, получив послание Алисии с сообщением о грядущем приезде. Остальное содержание письма отец не разгласил, но написанное привело его в такое дурное настроение, что вместо того, чтобы, как обычно, уйти в кабинет после завтрака, он велел подавать экипаж. Грубо отмахнувшись от вопроса миссис Годстоун про обеденное меню и отделавшись короткой фразой «сами решайте», он без лишних взглядов и прощаний поспешил к выходу.

Случайно глянув в окно, я увидела, как он возвращается. Было уже начало шестого. Он тоже промок, но немедленно пришел в мою комнату, где я лежала на кровати, делая вид, будто читаю, а потом привел меня в гостиную, где ожидали незваные гости. Словно я действительно была его дочерью, которая впервые знакомится с любящей тетушкой.

— Что ж, — прогнусавила Алисия, глядя на меня сверху вниз, словно на холодную рыбу, которую подают по понедельникам. — Если именно так обстоят дела, мы приехали вовремя, не так ли, Адольфус?

— Похоже, что так, похоже, что так, — пробормотал Адольфус.

Бедняга был занят попытками найти удобное положение для больной ноги и даже не потрудился взглянуть на меня.

— Да, сестрица, именно так обстоят дела. — Отец приобнял меня за плечи. — Я намереваюсь объявить Эстер своей приемной дочерью и наследницей.

Должно быть, на моем лице отразился целый калейдоскоп чувств, потому что все уставились на меня с робким интересом. Я заметила, что физиономия Алисии потемнела, как небо за окном. И тут разразилась буря.

— Эта… недостойна быть твоей дочерью! — взвизгнула она. — Отродье какой-то нищенки! Весь мир считает ее такой! Дай ей денег, если хочешь. Откупись, найди богатого фермера, который забудет про ее дурную кровь из-за хорошенького личика. Как ты можешь предавать семью и свое доброе имя? Подумай об Августе, о нашем благородном отце…

— Вы достаточно богаты, чтобы обеспечить Августа. У Эстер нет ничего. И будь проклята память о моем пьянице-отце. Я имею право распоряжаться своими землями, как пожелаю. И хочу отдать их тому, кто мне небезразличен. Всю жизнь я терпел твои придирки и издевательства, твое вмешательство в мою жизнь, но твое сегодняшнее письмо стало последней каплей! Я не ссорился с Августом. Он вырос на удивление порядочным человеком, если учесть, кто его родители, но… с меня довольно.

Я впервые видела его таким взволнованным. Похоже, и Алисия плохо знала своего брата. Сидела как громом пораженная.

— Ну и ну… — только и пролепетала она.

Наутро они уехали. Профиль Августа в залитом дождевой водой окне напоминал призрачный полумесяц. Тогда мне было их жаль.

Отец не вышел проводить родственников и весь день просидел в кабинете. Я с жалким видом болталась по дому и в перерывах между ливнями выбегала в сад. И даже поссорилась с Сэмом, который забылся настолько, чтобы назвать меня «выскочкой». Интересно, другие так же думают?

Но когда настал вечер и теплый ветер угнал грозовые облака, отец собрался идти в башню, и я семенила рядом, стараясь не отставать.

Очень хотелось спросить, что имел в виду отец вчера вечером. Как я могу стать его дочерью? Но что-то в его лице препятствовало всяческому любопытству. Только когда мы поднялись в комнату, по стенам которой протянулись языки жидкого золота, нарисованные закатным солнцем, он заговорил торжественно и красноречиво, чем снова поверг меня в изумление:

— Я действительно вчера ездил в Норидж и перехватил моего адвоката, когда тот покинул здание суда, чтобы пойти на обед. Я приказал ему составить документы, в которых называю тебя своей дочерью и наследницей. Он настаивает, что должен изучить документы и книги, чтобы узнать, нет ли препятствий… Словом, нес чепуху. Но это будет сделано, и скоро. Я желаю, чтобы ты получила Старбро-Холл и продолжала мою работу, когда меня не будет.