Виктор Суворов - Контроль [Новое издание, дополненное и переработанное]

Попал Пересыпкин в наркомат и тоскливо присвистнул: все в наркомате — чекисты. Он к ним всею душой, но они — избранные, а он — черная кость. Он — не их кровей. И говорят они о чем-то своем, весьма далеком, и язык у них свой, и манеры не те, даже звания воинские не те: он, майор, носит знаки различия майора, а у них майоры ходят со знаками различия полковников. И людей они кличками называют. Говорят о ком-то — никогда не поймешь, о ком именно.

Одним словом, попал. До войны дожить Терентий Пересыпкин не надеется. По выпуску из академии получил звание майора, и это явно его последнее звание. В таком окружении больше не получишь. Как бы и это не потерять. Да что там звание — голову бы сохранить. Работает днями, работает ночами. Ночами, оставаясь один, решает поутру поддаться, согнуться и всем чекистам по-собачьи улыбаться. Но приходит утро, и не получается у майора Пересыпкина улыбаться так, чтобы им нравилось. Характер не позволяет. Рад бы хвостом вилять, да не выходит.

Видят чекисты: не гнется майор Терентий Пересыпкин. Видят, что расстрелять бы пора. Да все руки не доходят. Судьба пока милует Терентия Пересыпкина.

Удивляется он изворотам судьбы, а сам уже к аресту, пыткам и смерти готов. Ждет со дня на день. С часу на час. С минуты на минуту.

Чекисты окружающие тоже удивляются. Каждое утро приветствуют Пересыпкина изумленно: «А вас, Терентий, еще не расстреляли?»

— Дорвавшихся до власти надо стрелять, я это давно поняла. Но я не понимаю другого. Если стрелять мало, то власть не удержишь. Но если стрелять много, власть потеряешь. Как найти оптимальный уровень террора?

— Думаю, что этот уровень может быть найден только в повседневной практике. Верю, товарищ Сталин интуитивно чувствует тот уровень, которого надо достичь, и тот рубеж, который при этом нельзя переступить.

— Мистер Хампфри, у меня деловой разговор.

— Слушаю вас, мистер Холованов.

— Оставайтесь еще на год.

— Нет, мистер Холованов, мне домой пора. В Америку.

— Я вам вдвое больше платить буду.

— Нет, мистер Холованов. Пора мне.

— Ладно. Хорошо. Но есть проблема.

— Какая?

— Дело в том, мистер Хампфри, что вы работали на очень деликатной работе…

— Я понимаю, мистер Холованов.

— Вы слишком много знаете. Вы приедете в Америку и начнете рассказывать всем, что товарищ Сталин прослушивает телефонные разговоры своих ближайших соратников.

— Мистер Холованов, я никогда никому ничего не расскажу.

— Вот это деловой разговор, мистер Хампфри. Вот это деловой разговор.

— Да если я и начну рассказывать, мне никто не поверит: по документам я не в Советской России работал, а в Швейцарии. И письма домой мои написаны якобы из Швейцарии. И отправляли вы их, как я знаю, из Швейцарии…

— Все так, но нет у нас уверенности, что вы сдержите слово.

— Я дам вам расписку, мистер Холованов.

— Расписку? Это хорошо. Это вы верно придумали. Только что я буду делать с вашей распиской?

— Как что? Если я опубликую что-нибудь о системе подслушивания, вы подадите на меня в суд.

— Я не люблю суды. В суде можно выиграть, но можно и проиграть. Поэтому расписки мне недостаточно.

— Какие же еще вам нужны гарантии?

— Ваша жизнь, господин Хампфри, лучшая гарантия того, что вы никому ничего не скажете.

— Вы хотите меня убить?

— Ни в коем случае. Людей убивают только преступники. Я не хочу вас убивать, я хочу вас ликвидировать.

— Я протестую и требую, чтобы вы немедленно вызвали сюда моего адвоката.

— Адвокат — предрассудок буржуазного суда. Мы руководствуемся интересами своей страны и мировой революции, нам не нужен адвокат, который будет доказывать, что мы не правы. Мы и без адвоката знаем, что правы.

— И вы убиваете всех иностранных инженеров, которые работают на вашу страну?

— В том и дело, что не всех. Всех, кто строит танковые, артиллерийские, авиационные, автомобильные заводы, мы отправляем домой, щедро наградив. Но вы делали очень деликатную работу.

— И много таких, как я?

— Считанные единицы. Вы — не правило. Вы — исключение.

— Кто следующий?

— Три инженера, которые монтируют вентиляционные системы в гостинице «Москва».

— Но в Америке хватятся.

— Пусть хватаются. Каждый, кто не должен вернуться, нами заранее оформляется не в Советский Союз, но в Швейцарию, Бразилию, Австралию, Германию. Это мы используем в своих интересах: американские инженеры уезжают во многие страны… и пропадают. А в Советском Союзе они не пропадают. Вот они поработали и возвращаются домой при больших деньгах.

— Мои деньги вы передадите моей семье?

— Нет, мы их конфискуем. Сей Сеич, примите портфель, пересчитайте и составьте акт о приеме денег, которые заработал мистер Хампфри.

— На мое место приедет новый инженер из Америки?

— Да.

Подвал с сейфами. Настя украдкой закладывает в сейф пару бутылок, круг хорошей колбасы, еще что-то аппетитное.

Внезапно за ее спиной появляется Севастьян.

— И что же это такое?

— Севастьян Иванович, это грубейшее нарушение режима.

— Ради чего нарушаем?

— Ради благодарности. Вы меня профессии обучили. Весьма редкой.

— Многих обучал, благодарность первый раз получаю.

— Я иногда тут оставлять буду. Вам и братве вашей.

— Смотри, доченька, не попадись. Тебя не помилуют. Тут в расстрельную яму отправляют без суда и особого совещания.

— Я, Севастьян Иванович, хитрая.

Завтра — исполнение.

Завтра ее первое массовое исполнение.

В списке 417 исполняемых. На четыреста исполняемых нет нужды рыть две ямы. Одной хватит. Яма уже вырыта. Рыли ее урки перекованные. У каждого в деле штамп: «Встал на путь…»

Работали перекованные с явным пониманием смысла своей работы. Зачем еще зэки в лесу под конвоем яму роют? Рыли и поглядывали на конвой: не для себя ли роем? И решили меж собой: не для себя. Нас двенадцать, а яма человек на пятьсот. Рыли и радовались: правильно, что на путь исправления встали. Правильно, что перековались. Тех, кто упорствовал, в ямку зароют.

Большой кабинет. Вентилятор шумит как пропеллер самолета. Прямо у вентилятора трое: народный комиссар внутренних дел Генеральный комиссар государственной безопасности товарищ Ежов, его первый заместитель командарм первого ранга Фриновский и начальник Куйбышевского управления НКВД старший майор государственной безопасности Бочаров.

— Совещание было в Кремле. Прямо в зале он наших одного за другим брал. Но из Кремля не вывозили. Появляется Холован в Кремле со своими девками из ниоткуда и так же исчезает. Вроде из-под земли.