Ирина Глебова - Между волком и собакой. Последнее дело Петрусенко

Сейчас Харьков тоже по-настоящему театральный город, и Людмила Илларионовна, как никто, знает всё о сценической жизни. Дружит с главным режиссёром театра русской драмы Александром Крамовым, считает, что классика там на высоком уровне. Не раз говорила мужу:

– Такая чудесная труппа. И Александра Воронович, и Виктор Хохряков, да все актёры!

А театр ставил пьесы Горького, Островского, Шекспира. На «Анну Каренину» Викентий Павлович ходил вместе с женой и не пожалел. Людмила Илларионовна говорила о том, что артисты подали прошение о присвоении театру имени Александра Пушкина.

– Все надеются, что это вскоре сбудется. Ведь украинская драма уже года четыре как называется «имени Тараса Шевченко».

Люся грустно вздыхала, и Викентий понимал почему. Судьба этого театра не была ей безразлична, ведь он являлся приемником театра Марка Кропивницкого и Квитки-Основьяненко. Когда-то, в свои молодые годы, они с удовольствием ходили на весёлые и лирические спектакли «Шельменко-денщик», «Сватанье на Гончаровке»… В начале двадцатых годов театр возродился под названием «Березиль».

– Красиво, – сказала тогда Людмила, – но смысл улавливается смутно. Так же, как символичны и смутно понятны их спектакли. Не знаю, может так и надо? Новое время – новые формы. Молодой режиссёр и артисты ищут свой путь… ну, и публику нужно привлечь.

Режиссёр «Березиля» Лесь Курбас в самом деле полностью отказался от приёмов старого украинского театра, где мягкий юмор, любовная сентиментальность и народный быт пребывали в гармонии. Спектакли Курбаса фонтанировали фейерверком гротеска, метафоры, напоминая то лубок с юмором откровенно плотским, то средневековый балаган, то венецианский карнавал… Это было мнение Людмилы после просмотра нескольких спектаклей: «Мина Мазайло», «Маклена Граса». Викентий Павлович ходил вместе с ней только на «Народный Малахий» и совершенно согласился с женой.

– Ты знаешь, сказал он, – мне жаль наших старых спектаклей. Там мы, зрители, отдыхали душой, смеялись до слёз, переживали искренне и уходили со смешанным чувством радости и печали, с уверенностью в том, что жизнь хороша. Разве не в этом задача театра? Впрочем, я зритель старой закалки. Может быть, молодым именно это нужно – ошеломить, выплеснуть эмоции, оглушить красочностью, музыкой, шумом? А? Ладно, давайте оценку вы, искусствоведы. Но актёры хороши, да, Люся? И Амвросий Бучма, и Наталья Ужвий, и Марьян Крушельницкий. Эх, им бы Шекспира играть…

Пять лет назад режиссёр Курбас был отстранён от управления театром. В прессе писали: «… насаждение враждебных взглядов, формализм…»

– Ерунда! – сказал тогда Викентий Павлович. – Курбас талантливый человек, неспокойный, ищущий. Уверен: он искренне считал, что именно такое искусство и нужно сейчас, во время «будней великих строек». Ему бы дать время, и он сам бы нашёл, соединил классику украинского театра и современные формы. Зачем так сурово…

Вскоре после этих событий театр и стал называться «Харьковским украинским драматическим» и получил имя Тараса Шевченко.

На спектакли оперного театра Викентий и Людмила ходили ещё в здание Коммерческого клуба, слушали и Леонида Собинова, и Анну Нежданову, и Фёдора Шаляпина. Сейчас Людмила Илларионовна бывала в опере всё больше с Еленой. И восхищалась голосами нынешних певцов Ивана Козловского, Марка Рейзена, Бориса Гмыри, Валентины Дуленко. Особенно Людмилу Илларионовну поражало то, что зал театра всегда был полон. Да, конечно, была интеллигенция, но Людмила видела: простые люди в своих выходных костюмах и платьях, немного неловкие, увлечённо смотрели и оперные, и балетные спектакли.

– Нечего здесь удивляться, – говорил Викентий. – Это всего лишь подтверждение того, что новая власть начала с самого правильного шага. Всеобщая грамотность! Это – фундамент. А дальше – и тяга к науке, к искусству, к литературе.

– У нас в музыкальной школе тоже очень много детей из рабочих семей, – подтверждала Елена. – Хотят играть на фортепиано, скрипке, аккордеоне, даже флейте. И очень способные ребята есть.

Людмила Илларионовна заметила, что публика с большой охотой смотрит классику: «Князя Игоря», «Евгения Онегина», «Снегурочку», «Кармен», «Аиду». А вот новые постановки – с меньшим энтузиазмом. Хотя там и темы революционные, современные: новые оперы под названием «Разлом», «Взрыв», «В плену у яблонь».

– Слабые вещи, в угоду времени, – качала она головой. – Сойдут со сцены безвозвратно, никто о них не вспомнит. Нет в них той истинной народности, как в «Запорожце за Дунаем» или «Наталке Полтавке». Эти оперы и сейчас самые любимые у зрителя.

Совсем недавно она уговорила Викентия пойти с ней на премьеру в театр музыкальной комедии, который называла привычно «оперетта». «Майскую ночь» по повестям Гоголя поставили трое молодых авторов: главный режиссёр театра Михаил Авах, композитор Алексей Рябов и писатель Леонид Юхвид.

– Это те же ребята, которые сделали «Свадьбу в Малиновке»? – спросил тогда Викентий. – Молодцы. Хороший спектакль. Но «Свадьба» – это в самом деле событие. Несмотря на глупую критику.

Он знал, что задевает жену за живое, и улыбнулся, когда она тут же горячо воскликнула:

– Что может быть глупее утверждения: «Бандит для публики становится привлекательнее красноармейцев». Или: «Пошлую песенку «На морском песочке я Марусю встретил» распевают теперь по ресторациям, развращая советскую молодёжь».

– Наизусть помнишь своих оппонентов! А что там про Яшку-артиллериста писали?

– «Кутила, враль и дамский угодник не мог стать на сторону революционного народа».

– Но ведь спектакль не сняли, Люсенька, как ни старались эти критики.

Минувшей осенью они смотрели премьеру «Свадьбы в Малиновке» – оригинальный спектакль, который был заявлен, как героико-романтическая оперетта. Это был дебют творческого трио Авах, Рябов, Юхвид. Успех был сногсшибательный, как и последовавшая затем критика. А Петрусенко сразу же сказал:

– Эта оперетта переживёт своих создателей. В ней есть истинно народный дух, как в «Шельменко».

В первые годы после Гражданской войны Людмиле Илларионовне, как и многим, казалось – идеология Советского Союза и свободное художественное творчество несовместимы. Уехали в эмиграцию многие мастера живописи, не принятые новой властью и не понятые гегемоном-пролетариатом. Но вот началась борьба за всеобщую грамотность, потом множество молодых людей хлынули на рабфаки, в институты. Стали открываться художественные выставки, и они не пустовали, организовались в больших городах общества художников, а в 33-м году был создан Союз Художников СССР. Среди его членов оказалось довольно много известных ещё с дореволюционных лет имён. Появились новые интересные живописцы, жизнь диктовала и новые темы картин. Людмила Илларионовна ничего не упускала. Всплеск культурной жизни очень радовал её, словно возвращал в молодость.