Тери Браун - Порожденная иллюзией (ЛП)

На мгновение повисает тишина, а потом миссис Гейлорд раздраженно ворчит в сторону мужа:

– О, Джек, в самом деле. Просто позволь ей делать свое дело. Ты портишь мне все удовольствие.

Он кривит губы и машет рукой, и я, незаметно закатив глаза, достаю спиритическую доску, которую мать привезла из Лондона. Тиковое дерево блестит в сиянии свечей, костяной медиатор на ощупь твердый и гладкий. Он слегка гудит под моими пальцами, чего никогда не делает, если его касается мама. Я точно знаю, потому что однажды, когда была маленькая, спросила у нее, что заставляет указатель вибрировать. Ее замешательство отдалось болью в моем животе, и я помню, как притворилась, что пошутила. Больше я никогда не задавала этот вопрос.

С едва заметной гримасой я кладу доску на стол. Хотя мама часто просит меня поучаствовать в игре, я все время отказываюсь.

Я выхожу в коридор и выключаю последние светильники, в который раз восхищаясь тем, что мы живем в доме с электричеством. Пусть даже благодаря любезности нашего льстивого импресарио.

– Для начала возьмемся за руки.

– Разве ваша дочь к нам не присоединится? – глядя на меня, спрашивает Коул.

– Нет. Она должна присматривать за мной, когда я открываю себя для духов.

Уголки его губ чуть приподнимаются, и от его проницательного взгляда меня бросает в дрожь. Почему у меня возникает ощущение, что Коул знает обо мне больше, чем мне бы того хотелось?

– Но, дорогая мадам, я настаиваю. Это поможет успокоить мой разум и убедиться, что нет никакого обмана во всем происходящем.

И хотя он выглядит немногим старше меня, его манера выражаться настолько старомодна, что заставляет задуматься о его родине.

Мама выглядит так, будто вот-вот взорвется, но потом она встречается с взглядом миссис Кармайкл, полным неприкрытого любопытства. Я практически вижу, как крутятся винтики в голове «великого медиума», и она решает сменить тактику. Слегка наклоняет голову, так, что ее длинные сережки кокетливо покачиваются.

– Мой дорогой мистер Арчер, если вы такой неверующий, то что делаете здесь?

– Прошу, зовите меня Коул. И я не говорил, что не верю. Я открыт для всевозможных мистических переживаний, но я сегодня был крайне впечатлен фокусами вашей дочери. Она очень талантлива. И я бы предпочел, чтобы она была на виду.

Коул похлопывает по пустому стулу рядом с собой, и мое сердце подкатывает к горлу. Я всегда избегала спиритической доски, как чумы. Глупо бояться обыкновенной игры, но с другой стороны, кости маджонга или шахматные фигурки никогда не гудят в моих руках.

«Пожалуйста, не заставляй меня делать это», – мысленно упрашиваю маму.

Но так как ее взгляд опять направлен на сегодняшнюю цель, я понимаю, что обречена.

– Садись, Анна.

– Но, мама...

– Садись.

Чопорность Коула испаряется, и он смотрит на меня с пониманием. Уверена, он разгадал мамин блеф.

Я падаю на стул, вытираю ладони о платье, и мы все беремся за руки. Пальцы Коула медленно обхватывают мои. К моему облегчению, в этот раз от нас не летят искры, хотя ощущение его руки на моей по-прежнему заставляет меня краснеть. Я смотрю на соседа и с удивлением замечаю, что он смущен так же, как я. Интересно, он пришел сюда по собственной воле, или его прислал какой-нибудь другой медиум, завидующий маминому успеху? Также я теряюсь в догадках, что связывает Коула с Жаком. Импресарио сидит по другую сторону и тоже берет меня за руку, но его эмоции всегда запутаны. Некоторых людей я ощущаю именно так – мешанина из неразборчивых впечатлений. Жак один из этих «неразборчивых», и это главная причина моего к нему недоверия. Коул с другой стороны – это даже не беспорядок, это... ничего. Странно.

Мама начинает распевать своим таинственным мрачным голосом:

– О, духи, услышьте наш зов. Придите к нам. Говорите с нами. Учите нас. О, духи, взываю к вам. Мы с почтением просим вас присоединиться к нам, говорить с нами, учить нас.

Она приказывает нам повторять за ней. Мы повторяем и снова ждем.

Блондинка начинает нервно хихикать, но пожилая леди успокаивает ее, подаваясь вперед с ожиданием и надеждой. Все остальные тоже затаив дыхание ждут того, что вот-вот должно произойти, и в воздухе витает напряжение, столь же плотное и дымное, как горящий ладан. И даже Жак, который знает все секреты, напряженно затихает.

– Миссис Кармайкл, когда я попытаюсь связаться с Уолтером, первой положите руки на указатель. Остальные прикоснуться к нему следом за вами, – наставляет мама.

Мы разжимаем руки, и я снова вытираю ладони о платье.

Заставляю себя дышать ровно, размеренно. Вдох и выдох. Спокойно и медленно. «Не дури, – говорю себе. – Ты лучше других знаешь, что все это сплошной фарс».

Помедлив, миссис Кармайкл кладет пальцы на медиатор. Остальные следуют ее примеру. Все, кроме меня. Я закусываю губу.

– Анна? – В голосе матери слышится незаметное для других предупреждение.

Я протягиваю дрожащую руку, но никак не могу заставить себя прикоснуться к доске. Глубоко вздохнув, закрываю глаза и осторожно касаюсь медиатора кончиками пальцев. Он уже не холодный. Теперь он теплый на ощупь, а легкая вибрация усилилась. Я быстро окидываю взглядом окружающих, но, кажется, больше никто ничего не замечает. Повезло мне.

Прикосновение к пальцам миссис Кармайкл открывает для меня ее чувства. Я пытаюсь отгородиться от ее надежды, сияющей и трепетной. Да, вся правда в том, что это не привычное для клиентов моей матери страдание, разрывающее меня на части. Это надежда.

Красивое лицо мамы бесстрастно. Ее изогнутые губы расслаблены, а большие и обычно выразительные глаза сейчас тусклые и непроницаемые.

– Что должно произойти? – шепчет миссис Гейлорд.

– Черт его знает, – отвечает ее муж.

Моя мать не обращает на них внимания.

– Духи! – восклицает она. – Используйте меня как проводника. Я открыта для вас!

У миссис Гейлорд вырывается еще один нервный смешок, но остальные молчат.

– Уолтер, здесь твоя мама, и она очень хочет поговорить с тобой, – продолжает мадам Ван Хаусен чуть тише.

Миссис Кармайкл всхлипывает, и мое сердце болезненно сжимается.

Чувствовать эмоции других людей – одновременно и дар, и проклятие. Если бы я знала, как отключить это свое умение, так бы и поступила. Но я не знаю. И видит Бог, спросить не у кого.

– У вас есть вопросы к сыну?

Голос моей матери тих. Если бы я не знала ее лучше, то подумала бы, что она действительно переживает за миссис Кайрмайкл. Хотя, возможно, так и есть. С мамой никогда нельзя сказать наверняка.

– Спросите его... в порядке ли он и счастлив ли, – говорит пожилая леди прерывающимся от волнения голосом. Ее горе неумолимо, оно тяжким грузом давит на меня, и я с трудом могу дышать.