Джон Робертс - SPQR IV. Храм муз

Это было прелестное дитя с белой как алебастр кожей и рыжеватыми волосами, столь обычными среди македонцев. Одежды и украшений на ней были очень богатые. Это была явно дочь какого-то вельможи, удравшая от своих нянек.

– А ты не слишком юна, чтобы смотреть подобные представления? – спросил я. – И где твоя нянька?

Она обернулась и уставилась на меня огромными зелеными глазищами. Это были самые прекрасные глаза, какие я когда-либо видел на женском лице.

– Моя сестра говорит, что я должна знать, как ведут себя благородные люди разных стран. Я уже довольно давно присутствую на приемах, которые она дает.

Ее речь совсем не походила на речь ребенка.

– Как я понимаю, ты – царевна Клеопатра?

Девочка кивнула, а затем отвернулась и продолжила любоваться идущим внизу спектаклем.

– Неужели люди и впрямь так себя ведут? – На сцене в этот момент нечто, напоминающее дракона, только что пыталось влезть на упавшую Андромеду. У бедняжки не было особого выбора, ведь она была прикована цепью к скале. Не знаю, так ли это было на самом деле: я плохо помню легенду о Персее.

– Тебе не стоит занимать свой ум похождениями сверхъестественных существ, – наставительно сказал я. – То, что происходит между мужчиной и женщиной, может легко тебя смутить и сконфузить.

Клеопатра обернулась и окинула меня чрезвычайно расчетливым взглядом. Это здорово выводило из себя и даже беспокоило – видеть подобный взгляд у столь юного существа.

– Ты ведь римлянин, не так ли? – спросила она на безукоризненной латыни.

– Да. Деций Цецилий Метелл-младший, сенатор, к твоим услугам. В настоящее время я в составе нашего посольства. – При этих словах я слегка поклонился – это дозволяется посланникам Рима.

– Никогда прежде не встречала имя Деций в качестве преномена, личного имени. Всегда считала, что это номен, родовое имя.

– Его ввел в обращение мой дед, которому было видение Диоскуров [49].

– Понятно. Со мной такого никогда не случалось. А вот с моей сестрой такое происходит частенько.

В это я вполне мог поверить.

– Ты прекрасно владеешь латынью. А какие-нибудь другие языки ты знаешь?

– Кроме твоего языка я владею греческим, арамейским, персидским и вполне сносно изъясняюсь на финикийском наречии. А что это означает, быть римлянином?

– Я не вполне понимаю твой вопрос, высокородная.

– Вы правите всем миром. Римские официальные лица, которых я встречала, ведут себя надменно и высокомерно, прямо как цари. Неужто вы и впрямь считаете себя другими, зная, что весь мир лежит у ваших ног?

Никогда еще мне не приходилось слышать подобный вопрос, тем более от десятилетней девочки.

– В действительности мы правим отнюдь не всем миром, просто довольно большой его частью. Что же до высокомерия и надменности, мы высоко ценим dignitas, достоинство и gravitas, серьезное отношение к любому делу. Мы, представители правящего класса, обучаемся этому с ранней юности. Мы не терпим глупости в людях, занимающихся общественными делами.

– Это хорошо. Большинство ведь вполне терпимо относится к поведению знати. Я знаю, что ты вчера уложил Мемнона. Одним ударом.

– Да, слухи разносятся быстро. На самом деле потребовалось два удара, чтобы сбить его с ног.

– Я рада, что так случилось. Он мне не нравится.

– Ох, неужели! – воскликнул я.

– Да. Он и Ахилла слишком самоуверенны и надменны для занимаемых ими постов. Они относятся к моей семье без всякого уважения.

Это было кое-что, над чем следовало подумать. В этот момент кто-то из гостей выскочил на сцену и принялся срывать с танцовщиц костюмы, его поддерживала возбужденными возгласами остальная публика.

– Несмотря на совет твоей сестры, мне кажется, тебе лучше отсюда уйти. Ты слишком юна, чтобы оставаться здесь одной, а некоторые из тех, кто внизу, совсем лишились разума, если он вообще у них когда-нибудь был.

– Но я же здесь не одна, – возразила Клеопатра, чуть кивнув в сторону затененной галереи. И только тут я заметил, что там кто-то стоит, недвижный словно статуя.

– Ты кто? – спросил я.

Юноша лет шестнадцати сделал шаг вперед и встал, сложив руки на груди.

– Я Аполлодор, сенатор.

Это был красивый молодой человек с вьющимися черными волосами и приятными чертами лица, говорящими, что этот «охранник» родом из Сицилии. На нем был короткий хитон, на поясе висел короткий меч, а запястья и колени были обмотаны кожаными ремнями. Он стоял в расслабленной, почти вялой позе, какую можно встретить лишь у хорошо натренированных атлетов, но это был не более чем мальчик-красавчик, кое-чему научившийся в палестре [50]. На нем словно крупными буквами было написано, что это продукт луди [51], хотя я никогда не видел на этих играх таких молодых.

– Из какой школы? – спросил я.

– Из Амплиата в Капуе, – ответил он.

Это звучало вполне понятно.

– Хороший выбор. Там отлично учат борьбе и кулачному бою, а также искусству владения мечом. Если бы мне понадобился телохранитель для моей дочери, именно туда я бы его и направил для подготовки.

Юноша кивнул:

– Меня туда послали, когда мне было десять лет. Пять месяцев назад царь призвал меня обратно, когда решил перевезти свою младшую дочь в Александрию. – Юный телохранитель повернулся к Клеопатре: – Сенатор прав, сейчас лучше будет пойти во внутренние покои.

Говорил он легко и непринужденно, но в каждом его слове звучало обожание, которое он не мог, да и не хотел скрывать.

– Ну, хорошо, – согласилась Клеопатра. – В любом случае, я так и не смогла понять, почему люди ведут себя таким образом.

Погоди немного, еще успеешь понять, подумал я.

Я попрощался с Клеопатрой и спустился вниз, к веселящимся гостям. В последующие годы Марка Антония [52]всячески ругали и поносили за то, что он так увлекся Клеопатрой, что забыл Рим и все остальное, лишь бы только служить ей. Его стали считать слабаком. Но я-то знал Клеопатру еще в возрасте десяти лет и отлично понимал, что у бедняги Антония не было никаких шансов устоять перед ее чарами.

Тут мне захотелось что-нибудь добавить к вину, чем-то закусить. На широком мраморном столе лежал гигантский круг колбасы, приготовленной из сочного мяса водяной дичи, набитого в слоновью кишку. Пахла она просто потрясающе, но вот внешний вид имела ужасный. Раб предложил мне вертел с насаженными на него жирными тельцами жареной саранчи. В пустынных районах это считается деликатесом, но только не на вкус римлянина. К счастью, мне на глаза попался поднос с жареной свининой на ребрышках под превосходным соусом гарум. Вот этим я и полакомился, утолив голод, после чего ощутил, что готов к продолжению вечеринки.

Со двора, где атлеты демонстрировали образцы борцовского искусства и владения мечом, донеслись звуки лязгающего железа. Это были не настоящие гладиаторы, поскольку в те дни таковых в Египте еще не было. Но это были искусные бойцы, и на них приятно было смотреть; вот только в любом амфитеатре в Италии такие не продержались бы и минуты. Я увидел, что Фауста и Береника наблюдают за их поединками. К моему облегчению, гепардов уже куда-то увели.