Александр Теущаков - Путь Чёрной молнии

— Какие дела?

— Разные, в особенности на районных представителей власти: председателей, активистов и прочей нечисти.

— Они же идут по партийной линии, нам — то НКВД они на что?

— Не рассказывай сказки, мы знаем, как вы умеете искажать факты и подделывать протоколы, так что тебе деваться некуда, если хочешь жить, будешь работать на нас. Что с Михаилом Коростылевым и его отцом?

— Отца вначале этой недели перевели в Новосибирск, а Михаил находится под следствием в подвале следственной тюрьмы.

— Что ему вменяют?

— Я особо не вдавался в подробности его дела, но как следователь повернет, так и будет.

— Вот тебе первое задание: следователь не должен найти в деле Коростылева Михаила состава преступления. Ты меня понял?

— Ладно, это будет не сложно. Вы, правда, состоите в РОВСе?

— В «Черной молнии».

— Что за организация, не слышал о такой?

— Поройся в Томских архивах гражданской войны, ты найдешь обязательно сведения о казачьей «Черной стреле» — вот оттуда тянется наш след.

— Значит, я был прав, подозревая тебя, как участника контрреволюционного движения.

— Подписывай давай, ишь разговорился, — Мирон ткнул Романова стволом нагана между лопаток.

НКВД-эшника довезли на пролетке до проспекта и высадили, на прощание Илья предупредил его:

— В твоих интересах помалкивать, мы найдем тебя, и не забудь раздобыть два документа, удостоверяющих нашу личность. Все, иди и моли Бога, что с тобой обошлись мягче, чем ты поступил с моей родней.

На днях состоялась встреча Балагурзина с его сослуживцем, он работал счетоводом на спичечной фабрике и время от времени, обменивался с конспиративным центром о состоянии дел организации. Все шло плохо, на самой фабрике прошли аресты, начиная от простых рабочих и заканчивая начальством. Нужно было срочно менять место работы, иначе и его арестуют. Передав ему важные документы, Мирон условился встретиться через неопределенное время, предупредив, что обосновался в одном из районов ЗСК.

В конце сентября Балагурзин и Михеев вернулись в пещеру на реке Черной. Друзья встретили их с радостью, соскучившись по ним.

Так как предстояли сильные морозы, Петр и Михаил построили небольшое жилище из молодых стволов сосенок, заткнули снаружи щели мхом, а изнутри обмазали глиной.

Илья рассказал Петру, все, что удалось узнать об их родне, одним словом — ничего утешительного, в тюрьме осталось всего два человека: Миша Коростылев и еще один дальний родственник Михеевых.

— Миша, возможно, скоро будет отпущен.

— Помнишь, Илюха, он отказался бежать с нами, как будто чувствовал, что его освободят.

— Как же, жди от красных упырей, отпустят они — это мы с Ильей постарались через одного НКВД-эшника, чтобы ему выписали пропуск на свободу.

— Ничего себе, вы, что в Томске, вербовали агентов-чекистов?

— Конечно, — хохотнул Мирон, — я теперь большой начальник и удостоверение имеется. Вот братцы, имея теперь при себе документы оперуполномоченного НКВД, можно навестить ваших старых «знакомых» в Михеевке. Мы с Михаилом будем играть роль начальников, а вы будете нас подстраховывать, — предложил Мирон.

Решили этой же ночью провести операцию по уничтожению председателя Паршина и его помощника Монитовича.

Глубокой ночью члены Черной молнии тихо подошли к дому председателя. Илья и Петр заняли позицию за срубом, строящейся бани, а Мирон с Михаилом, одетых в форму НКВД, подошли к воротам. Залаяла собака, в доме загорелся свет от керосиновой лампы. По утрам и вечерам в МТС работал двигатель-генератор, вырабатывающий электроэнергию на освещение деревни, а на ночь его отключали.

Паршин вышел на крыльцо и сонным голосом спросил:

— Кто там по ночам шастает, спать не дает?

— Паршин, Михаил Петрович?

— Да, это я. А вы кто такие будете?

— Оперуполномоченный из Томска, капитан Сергачев. Тебе разве не сообщили из Топильников, чтобы встречал нас на Оби. У нас катер забарахлил, мои бойцы сейчас там возятся.

— Товарищ Сергачев, я сейчас вас в дом проведу, только вот собаку закрою.

— Паршин, одевайся, и пойдем в сельсовет, дело государственной важности.

— Сейчас товарищи, я мигом оденусь и ключи возьму.

Через пять минут они уже шли к правлению колхоза.

— Как там товарищи Новиков и Романов поживают, все ли у них хорошо?

— А что им сделается, бьют врагов народа, да приговаривают: Вот бы нам таких председателей, как Паршин из «Красного партизана» побольше, так через год всю нечисть белую переведем.

— Это точно, — похвалился Паршин, — мы с товарищами из Томского НКВД не одного гада отправили в тюрьму.

Подошли к правлению, и Паршин, отперев дверь, пропустил офицеров внутрь. Опередил их, зажег лампу и хотел что-то сказать, но увидев двух вошедших мужчин, широко раскрыл от удивления глаза. Даже сквозь обросшее волосами лицо, он узнал бывшего односельчанина.

— И-и-и-и, — протянул он, — Илья?! Это как понимать, товарищи, — Паршин посмотрел на одетых в форму чекистов.

— Узнал пес, ишь, как хвостом завилял, только вот не пойму: то ли со страха или от радости. Понял, зачем мы пожаловали?

— Илюша, так ты сейчас в НКВД служишь? — заискивая, пролепетал Паршин, взглянув на офицеров.

— Дурак ты Паршин, раз понять не можешь, по твою душу мы пришли.

— Товарищи, я действовал, как мне партия приказала, что я мог сделать? Я только сопровождал военных по домам.

— Брехать прекращай, — остановил его Петр. Илья протянул бумагу председателю.

— Читай гад, сколько ты людей по этому списку лейтенанту Нестеренко сдал. Где Монитович? Спит?

— Так он три дня назад в Томск подался, еще не прибыл назад.

— Досадно, но ладно, потом поквитаемся, — произнес с сожалением Мирон и попросил всех выйти из дома.

— Товарищи дорогие, что вы надумали, не берите грех на душу.

— Молчи сволочь, тебе ли говорить о грехах, ты свою подлую душу красным демонам продал, так прими хоть смерть по-человечески.

Мужики вышли на крыльцо и через минуту в доме раздались два хлопка, затем вышел Мирон и, дунув в ствол нагана, с презрением сказал:

— Еще одна падаль прекратила смердеть. Пошли братцы, пока активисты свои головы не подняли, а то придется и их успокоить.

На следующий день в Михеевку прислали две машины с красноармейцами и снова прочесали все окрестности. Целую неделю по тайге бродили бойцы с охотниками, выискивая мстителей, не обнаружив даже следов, покинули деревню, но дополнительно усилили охрану за счет комсомольцев-активистов.

В ноябре месяце в Михеевку прибыл из Томска Миша Коростылев, его выпустили из тюрьмы, следователь не нашел в его деле состава преступления и прокурор подписал документ об его освобождении. Жена его после того, как Мишу с отцом арестовали, испугавшись, уехала к родне на север Томской области. Сын Миши — Степан, к этому времени учился в Новосибирске и ждал со дня на день призыва в армию. По соседству с Коростылевыми жила молодая женщина — Дарья, она как увидела Михаила, вся зацвела от радости, не смогла она скрыть, на сей раз, что неравнодушна была все время к Мише. Отца он так и не разыскал, в управлении лагерей сказали, что его отправили в Нарым и там след Коростылева старшего прерывался. А вот мама Михаила не выдержала и после трех лет, проведенных в лагере, умерла от сильной простуды, сестры, после отбытия срока, разъехались кто куда.