Александр Теущаков - Путь Чёрной молнии

Гриша посмотрел на Сашку и спросил:

— Что, нравится?

— Конечно, особенно девушка и монастырь. Красиво рисуешь, а что означает твоя картинка?

— Красавица прощается с миром и постригается в монашки, слышал о таком? — спросил он Сашку.

— Да, приходилось. Здорово рисуешь, класс! Мне нравится, — повторил он.

— Ну, раз нравится, возьми себе на память, будешь вспоминать о бедном художнике, с которым повстречался в Новосибирском централе, только замочи ее в воде с солью, чтобы рисунок не смывался при следующей стирке.

— Благодарю, обязательно сделаю.

— У тебя чай есть? — спросил Гриша — художник.

— У меня осталась одна заварка, мы сейчас с мужиками будем варить, ты к нам подсаживайся, — предложил ему Сашка.

— Тебя как звать, — спросил он Воробьева.

— Сашка.

— Меня Гриша. Знаешь Санек, у меня красная паста закончилась, если найдешь, с меня червонец.

— Да ладно, — произнес недоверчиво Сашка, — червонец за стержень от авторучки.

— Найдешь, и червонец твой, — подтвердил Гриша.

Сашка пошел по камере и стал опрашивать всех подряд, нет ли у кого красной пасты, и тут на его счастье отозвался один парень.

— Есть у меня красный пастик, но он мне нужен, я в стирах рубашки трафаречу. А тебе зачем?

— Хочу на чирик обменять.

— Что, прикалываешься?!

— Да нет, серьезно, мне художник пообещал, за стержень червонец отвалить.

— Так я в доле, пусть дает, а мы баландера на чай уфалуем (уговорить).

Ударили по рукам. Каково было удивление обоих, когда Сашка отдал стержень художнику.

— Подождите пацаны, немного терпения и многострадальный червонец попадет к вам в руки.

Сашка сначала подумал, что Гриша его обманул, и хотел забрать обратно стержень, но тот попросил их еще раз, потерпеть.

Буквально, часа через три Гриша показал им классную подделку, ни чем не отличающуюся от натуральной купюры, достоинством в десять рублей.

Воробей присвистнул от удивления. Десятка пошла гулять по рукам, завораживая арестантов талантом Гриши.

— Ну, ты и Репин! Земляк, где так научился рисовать? — спросил его Волчонок.

— Так у меня художественная Академия за плечами.

— А что на нары потянуло?

— Приторговывал малость.

— Фарцовкой, что ли занимался? — спросил его Воробьев.

— Ну — да, дисками, да шмутками.

— Ты еще скажи, что Москвич, — пошутил Паша Железный.

— Ну, с Москвы, а что это стремно?

Многие засмеялись. Волчонок ответил:

— А художников, да фарцовщиков только с Москвы в Сибирь и гонят.

— Да ладно вам прикалываться, — обиделся Гриша.

— Да не ведись ты, Москва, мы же твой талант почитаем, глядишь на твой чирик и возьмем чаю.

— Я же для этого и рисовал, у меня на разных пересылках (тюрьма) пролазило, покупал уже, проверено.

Сашка дождался, когда за решеткой и жалюзями с улицы послышатся голоса, он подозвал зэка из хозобслуги и предложил червонец за плиту чая, он пообещал помочь. Через некоторое время по жалюзям стукнули, и Воробей произвел обмен, передал за решетку рисованный червонец, а ему просунули в щель, между жалюзями упаковку плиточного чая.

Через полчаса, гоняя по кругу кружку с чифиром, арестанты нахваливали чай и смекалку Гриши. Подсели в кружок и «Азиаты», они оказались «крытниками», осужденными на тюремный режим, и шли этапом из Джамбула в Тобольск, их насчитывалось семь человек.

Особенно среди них выделялись двое: первый — лет пятидесяти, из всей команды его слушали и уважали, а второй моложе, нагловатый по — натуре, он не выпускал колоду карт из рук, все тасовал, как бы показывая, что не прочь с кем — нибудь перекинуться в партейку.

Волчонок подсел к нему и предложил перекинуться в «Рамс», но эта игра азиату не подходила, тогда они остановились на «Тэрсе». Волчонок посмотрел по сторонам и, увидев острый и сметливый взгляд Сашки, спросил:

— Сечешь в тэрс? — Сашка утвердительно бросил:

— Бывало, приглашали независимо понаблюдать.

— Ну, значит садись в круг, — предложил Волчонок.

Со стороны азиатов, тоже сел наблюдающий, как раз напротив Сашки.

Игра началась. Волчонок был игрок старый, память отменная, запоминал все комбинации. Карты помнил: которые сбрасывались в отбой, и что на руках оставались. На кону уже стояло больше полтинника, в настоящее время — это хорошие деньги, почитай пять плит чаю можно в тюрьме купить.

Волоха видит: не идет масть, партнеру прут очки, да все крупняком, а ему ни в какую. Но просчитался урка Джамбульский, видимо хотел сыграть в свою колоду. Волчонок уловил подвох и остановил игру. Раскидав свои карты рубашками (тыльная сторона карты) вверх, строго сказал:

— Вот эту, — он показал на карту, — эту, и вот эти две, видишь, по углам коцки стоят, я уже молчу о других, давай тормознем игру и продолжим с новым стосом (колода карт).

Джамбульский заворчал на родном языке, объясняя что — то своим корешам.

— Ты давай по — русски шпрехай, уговор был в начале игры: «базар ведем по-нашенски», — предупредил его Волоха.

Волчонок кому-то крикнул в левый угол камеры, из — за шторки показалась голова арестанта.

— Музыкант, Саня, у тебя стос не коцаный есть? — он молча ударил ладонью по верхней шконке, и сейчас же свесилась голова другого арестанта.

— Новый стос дай Волчонку, — отдал распоряжение Музыкант.

Продолжили игру уже с новой колодой. Здесь внимание Волчонка зацепилось на отсутствии одной карты, которая должна была сыграть главную роль. Сашка насторожился и зорко присматривал за Джамбульским. Волохе шла карта и светил «шестерик», набиралось пятьсот тридцать очков и по его стопроцентной уверенности последняя карта одной масти решала судьбу всей партии. Сашка заметил подвох и сказал Волчонку.

Волков сразу накрыл карту и объявил мухлеж. Сашка подтвердил. Тут такое началось: азиаты раскричались — «гыр-гыр», глаза горят, пальцы гнут, собралась целая кодла, и все на одного Волчонка.

Один азиат тянет руки прямо к лицу Волохе, другие напирают. Чем бы все закончилось, одному Богу известно, но в следующий момент Сашка достал заточенный супинатор (Металлическая упругая пластина извлеченная из подошвы ботинка) и приставил к яремной вене на горле мухлевавшего, а другому, рядом стоящему азиату, со всей силы пнул под коленную чашечку, да так, что тот взвыл от боли. Сашка угрожающе процедил сквозь зубы:

— А ну кыш по нарам, черти бесноватые, хоть один дернется, я вашего кореша заставлю горлом улыбаться, — и надавил в горло урке заточку с такой силой, что выступила кровь.

— Я повторять не буду, сейчас полосну, мне терять нечего.

Волчонок тем временем грубыми ударами в грудь стал теснить столпившихся к стене. Видя, что верх начинают брать парни-славяне, зашевелились и зарычали остальные в камере. Вылез из-за ширмы Музыкант, наматывая полотенце на кулак. Паша Железный схватился за сапог.