Александр Теущаков - Путь Чёрной молнии

— А как тут с едой?

— О-о!! Полная труба! Если идешь отовариваться в зоновский магазин, намотай свои нервы на кулак. Прежде чем попасть туда, нужно отстоять длинную очередь, а скапливается она оттого, что все себя считают по статусу намного выше, стоящих впереди, и лезут-лезут собаки ненасытные.

— А кто лезет-то?

— Блатные, кто ж еще! Попробуй им сказать слово поперек, враз по мусалу получишь. Простоишь день до начала второй смены, и хрен тебе, а не отаварка! Только на следующей неделе удастся взять продукты. Волки поганые, чтоб им пусто было, твари беспредельные, — выругался Матвей.

— А кино здесь показывают?

— Бывает расслабуха по воскресеньям, привозят из военной части какой-нибудь фильм. Месяц назад «Итальянцев в России» показывали, так менты на волосатиков облаву устроили: у входа в клуб разворачивали и в парикмахерскую. Успел подстричься — значит повезло. Я не успел. Менты позорные! — снова выругался Матвей.

— Матвей, я слышал здесь в столовой погано готовят.

— Есть такое. О наших поварах-поварешках отдельный разговор: заходим мы в столовку, у каждого свои места за столом, у мужиков и блатных отдельно, у петухов строго свои. Шнырь (дневальный) в шлюмки помои разливает и пайку хлеба раздает. Блин, представляешь Санек, мы называем этот хлеб «спецвыпечкой», сдавишь его в кулаке, а назад он форму прежнюю не принимает, жуешь его родимый, а он к небу и к зубам прилипает. Идем дальше: первое блюдо, (мать его раз так) если его можно так назвать, состоит из подсоленной кипяченой воды, в которой плавает подобие жиринок, маргарина из нефтепродуктов. Гоняешь по миске листок капусты, ловишь его, поймаешь — довольный! А уж мясо-то: попадется кусок жира — значит совсем праздник. На входе в столовку деревянная бочка с селедкой стоит — вот этого добра ты можешь хоть задницей есть, — Матвей поморщился, — только жрать ее невозможно — протухла, зато поварешки соли не пожалели насыпать туда, чтоб опарыши не заводились.

— Матвей закурил, и посматривая, чтоб его завхоз не засек, продолжил:

— Я не утомил тебя, Воробей?

— Да ты что, мне вся эта подноготная интересна, не так ужасно будет с ней столкнуться.

— Ну, тогда слушай дальше: захожу я как-то раз в столовку, мужики сказали, на обед уху сварили. Глянул я на нее, а она синяя, как покойник, вместо минтая, одни хребты костяные плавают. Плюнул я, и попросил у шныря второе — значит капусту. Блин, да она вся квашенная, кислая, от ее вкуса аж рот за уши уводит. Давай, говорю мне чай, а он вместо него кипяток мне наливает с закрашенными квартами (много раз заваренный чай), короче — седьмая вода на киселе и тихо так, на ушко говорит: «Твой чаек Матвей, поварешки схавали». А вот картошка Санек — это продукт по праву считающийся дефицитом! Ее блатные растаскивают по отрядам. Зэки, отправленные на дежурство в столовую, при очистке разворовывают ее. Повара картофан бережно в супы заправляют, да в мизерном количестве. Зато в бараках стоит запах вареной картошки: вечерами, гудят самодельные машины-кипятильники, готовят ее в двух — трех литровых банках.

— А с передачками и посылками здесь как?

— Плохо Сань, хоть они и утешение, посланное родными с воли но и тут нас ждет опричнина: десять установленных процентов сдай в общак отряда и от тебя отстанут «сборщики налогов», а не сдашь, могут и силой отнять. Вот для этого Пархатому и Равилю нужны такие быки, как Горелый и Чуркин.

— Матвей, так по — тюремным понятиям — делиться должен каждый сознательный зэк — это же незыблемое правило.

— Воробей, я тебя умоляю! Конечно, если ты играешь в карты, плати рубь с выигрыша, и чем больше ставка, тем выше налог. Я знаю, что блатные не куражатся, некоторым даже за честь пополнять зоновский общак. Наши пацаны греют изолятор, БУР, спору нет — поддержка нужна. Мы же встречаем своих близких друзей, знакомых, отсидевших срок в изоляторе. Кого-то осудили в зоне за новое преступление по статье, мы провожаем того, собрав в дорогу мешок с вещами и с табаком. Объектовые зоны, куда вывозят на работу часть заключенных, кормят зоновский общак, там дела куда серьезнее, об этом ты еще узнаешь. Но когда у тебя забирают продукты с передачки, магазина или той же скудной бандероли, то мне лично: на хрен не нужен такой общак.

— Матвей, я в курсе некоторых дел, но то, о чем ты рассказал, мне будет полезно знать. Мы с тобой земляки, и в моем понимании мы должны помогать друг другу. Короче, благодарю тебя за «политинформацию».

— Кушай с булочкой Санек! На здоровье, — улыбнулся Матвей.

Во многое Сашка Воробьев еще не успел вникнуть, но как говорится, верхушек он нахватался, а главное, потихоньку разобраться во всей этой зоновской карусели, и не делать ошибок, ведь права на исправление их, порой не бывает; не детские это игры — лагерные, суровые будни.

Сашка прошел на свое место и, прислонившись к стене, подумал: «Да, придется торчать четыре с половиной года в этом гадюшнике. Ну, ничего, как говорил мой батька: «Где наша не пропадала!».

— В чужом проходе без хозяев находиться не положено, — прервал его мысли голос подошедшего зэка, — здесь принято разрешение спрашивать, да и в тумбочку пока ничего не ложи, придет братва, вот тогда и положишь кружку с ложкой.

— Земляк, а ты объясни, почему нельзя? — спросил его Сашка. Он посмотрел, что никого рядом нет, и тихим голосом произнес:

— Бытует здесь положение: вдруг ты кому из босоты (авторитетный человек) не понравишься, вот и могут тебе подляну подстроить, скажут, мол, в тумбочке червонец (десять рублей) под газеткой лежал, пришли с работы пацаны, а ловэшок — то (деньги) тю-тю и предъяву тебе. Да ладно, ты не парься, это я тебе так, к примеру, чтобы без хозяев в чужие проходы не заходил, ты же новичок, а как своим станешь, так и все будет на мази.

По разговору чувствовалось, что парень не из простого десятка.

— Ладно, пошли чифирнем (попить крепко заваренного чая), познакомимся. Кстати меня Яшкой зовут, я освобожден от работы, приболел трошки, вот и разлагаюсь. Я увидел, как ты с Матвеем долго что-то перетирал. Ты его знаешь?

— Мы с ним по свободе земляки, а говорили в основном о жизни.

Прошли в другую спальную секцию, в самом дальнем углу сидели еще двое заключенных. Сашка заметил: руки в наколках, роба черная, выглаженная, волосы на голове больше положенного отращены.

«Видать не простые, либо бугры (бригадир), или из пацанов», — подумал он, мельком разглядывая их.

— Ну, заходи, присаживайся.

Сидевший на кровати коренастый зэк приподнялся и подал руку.

— Равиль, — представился он, — а это Леха «Богомол».

Сашка пожал обеим руки.

— А меня Воробьем кличут: Сашкой звать.

— Да мы уже знаем, — сказал Равиль, — и про битву твою с Пархатовскими пацанами наслышаны, и как нормальным парнягой себя показал, кумовьям не сдал братву. Кстати тебе привет от Пархатого, — и Равиль от души засмеялся, — слушай Санек, ну ты мастерски ему шнопак развернул. На киче братва диву давалась, кто это покусился на нос Пархатого. Да, повезло тебе Воробей, могли бы втоптать в пол. Ничего, если я буду так тебя звать? — спросил Равиль.