Эндрю Олвик - Следы апостолов

Адам никогда не делил людей по национальному признаку. Ему было все равно, кто перед ним, белорус, поляк, еврей или украинец, которых на территории Западной Беларуси, отошедшей по Рижскому соглашению 21-го года к Польше, проживало много. Парень не мог понять отношения своего отца и польской родни к евреям и белорусам.

— Да они такие же, как и мы, — еще в детстве пытался он объяснить отцу, — одни, правда чернявые и в бога другого верят, а белорусы вообще такие же, как и мы, только говорят чуть иначе.

— Не все так просто, сын, — с жидами всегда надо держать ухо востро, хитрые они. Чужого поля ягода. А белорусы — они, вроде бы нам как братья — славяне, и жаль их, но они лишь пешки в политической игре.

— Как это понимать, пешки? В чьей игре? — спрашивал Адам.

— Со временем сам разберешься, что к чему, — вздыхал отец.

Тогда Адам не очень понимал, о чем толкует отец, но когда подрос и поступил в промышленное училище в Кракове, потихоньку понял. Разобраться в тонкостях политических и национальных распрей, а заодно впитать азы коммунистического учения Адаму помог его старший товарищ Яцек, с которым он познакомился на спортивных занятиях в гимнастическом зале училища. Именно он привел Адама в коммунистический кружок, где чем-то напоминавший Гитлера пропагандист из КПЗБ, по имени Авдей, на первом же занятии внедрил в сознание Адама любовь к пролетарским и ненависть к буржуазным идеалам.

— Прочти вот это, — после занятия Яцек протянул Адаму книгу. На обложке значилось: Ф. Энгельс. «Происхождение семьи, частой собственности и государства».

— Жид что ли? — поинтересовался Адам, разглядывая портрет автора.

— Сам ты жид, — обиделся на политическую неграмотность товарища Яцек. Немец, коммунист. Наш товарищ, одним словом.

Прочитанная книга оставила в душе Адама неизгладимый след и массу вопросов, на которые требовались немедленные и исчерпывающие ответы. К большому сожалению, прокомментировать книгу было некому. Когда Адам дочитывал последние страницы, Авдея ликвидировали буржуазные спецслужбы, а должную замену ему пока прислать не успели. Члены ячейки, размахивая красными флагами, проводили Авдея в последний путь, спели над его могилой «Марсельезу» и «Оду к радости» Бетховена, помянули тремя бутылками «Выборовой» и поклялись мстить буржуям до конца своей жизни.

— Пшисенгнам до конца жиця быць лояльны справы комунизму, — поклялся над могилой и Адам.

В скором времени ячейку прикрыли. Яцек угодил в тюрьму. По мнению Адама, его арест был связан с местью за Авдея, но никто из друзей толком ничего не знал. Встретились друзья через три года, когда Адам уже закончил училище и готовился к поступлению в Варшавский университет.

— Ты еще помнишь свою клятву? — поинтересовался Яцек. В глазах и голосе старшего товарища чувствовалась та сила, которая обретается только в нелегких испытаниях, будь то тюремное заключение, либо тяжелая борьба за идею или правое дело.

— Безусловно, помню, — ответил Адам. — Но неужели я смогу быть чем-нибудь вам полезен, кроме своих убеждений?

— Именно так, — ответил Яцек, — я вижу, ты в университет поступать собрался? Придется переиграть. Ты нам нужен на другом месте и в другой роли. Да и убеждения свои тебе потребуется глубоко замаскировать. Пойдем, что ли выпьем! — радостно воскликнул Яцек. — Я угощаю! Денек-то сегодня какой чудесный!

За столом в корчме Яцек поведал Адаму, что уже давно активно работает под крышей советской резидентуры, считает, что они с Адамом в одной упряжке с первого дня знакомства, поэтому в своем товарище нисколько не сомневается и лично порекомендовал его Лубянке для выполнения важного задания.

— Адам, я не буду рассказывать тебе сказки об установлении диктатуры пролетариата по всему миру, не буду рисовать картины светлого коммунистического будущего, ты сам прекрасно понимаешь, что обстановка в мире сложная. Противоборство, так сказать, интересов. И кто победит, сказать пока сложно. Никто не останется в стороне в предстоящей бойне, и я очень рад, что ты занял правильную позицию. Одним словом, нам нужны свои люди в польской армии, поэтому, как ни прискорбно, но тебе придется расстаться с мыслями об университете и поступить на службу в Войско Польское. Поверь, если все пойдет так, как задумано, быть тебе генералом, — Яцек засмеялся, похлопал Адама по плечу, — ты все понял, товарищ? Тогда давай за это и выпьем…

В середине лета, приехав на побывку в Нелепово, Адам объявил родителям, что с марксизмом покончено, и он поступает на службу в польскую армию.

В тот миг Ирэна сильно удивилась столь радикальным изменениям в мировоззрении сына, считая его хоть и упрямцем, но натурой цельной, привыкшей отвечать за свои слова и редко меняющей убеждения. Но возражать не стала. В конце концов, у Адама своя голова на плечах, и он вправе сам строить себе карьеру. К тому же отец Адама пан Анджей Ковальчик одобрил выбор, хотя и считал всех военных твердолобыми истуканами, задарма проедающими оборонные ассигнования.

Сентябрь 1939 года Адам встретил, будучи в офицерском звании поручика Армии Крайовой и аналогичном ему по значимости звании старшего лейтенанта НКВД. Таким образом, окажись поручик на восточных территориях, и будь он пленен советскими войсками, ему мало что угрожало, но судьба распорядилась несколько жестче.

В скоротечном сражении за Варшаву раненый Адам попал в плен. Вместе с другими офицерами его разместили в фильтрационном лагере в Вольденберге, откуда, быстро оправившись от ранения, поручик сбежал, попутно прирезав двух немецких вертухаев. Затем последовала встреча с резидентом советской разведки, переброска в СССР, новые документы и оперативная работа на отошедшей к СССР территории под Львовом. В ту пору в Кремле понимали, что вероятность войны с немцами возрастает с каждым днем, поэтому Адаму было поручено создать агентурную сеть в данном районе. И в первые же дни все-таки начавшейся войны Адама контузило, около месяца он отлеживался теперь уже в немецком тылу. Оклемавшись, Адам вышел на связь с начальством, которое не долго думая и снабдив всем необходимым, отправило его для борьбы с фашизмом в родные места.

Более трех лет Адам не был дома. Он не испытывал ностальгии по родным местам, отцу с матерью и дому. «Все-таки, хорошо, что судьба связала меня с разведкой, — размышлял Адам на подступах к Нелепово. — Я чувствую себя на своем месте и даже не представляю, как бы выглядел в другой роли. А ведь когда-то я мечтал стать священником, улыбался про себя Адам, а оно вон, как все повернулось. Ни грамма не жалею, что все сложилось так, а не иначе, вот только беда, что в последнее время мной командуют какие-то болваны. Будем надеяться, что я найду общий язык с будущим командиром и смогу расценивать командировку в родные места как реабилитацию после контузии».