Эндрю Олвик - Следы апостолов

Гетлинг, которому ничего не нужно было объяснять, подвел Тычко к убитым партизанам, заставил его поставить ногу на голову одного из из них, по-братски обнял старшину и расплылся в улыбке перед объективом. — Эй, партизан, лехельн [8] Улыбаться — нем. , — Гетлинг толкнул Тычко в бок и жестом, растянув пальцами губы на своем лице, призвал его улыбнуться. Антон скривился в тоскливой гримасе.

— Так, теперь еще один ракурс, — Эрих привалил труп убитого мужика к сосне. Разрядил пистолет Гетлинга, вложил его в руку Тычко, и, зайдя сзади, попросил его попозировать над трупом, имитируя расстрел. Антон навел пистолет на своего убитого товарища.

— Эй, не туда целишь, — послышался сзади совет Штоль-берга, — выше бери. В голову. Так, еще разок, нох айн маль, — защелкал затвором камеры Штольберг, — гут, хорошо! Эрих забрал у Тычко питолет, вставил в него обойму и вер-нул Гетлингу.

— Вы уверены, что действительно, все хорошо. Фотографии выйдут? А то мне кажется, что света маловато, — засомневался Гетлинг. — Ладно, заканчивайте, я вам больше не нужен. С машиной все в порядке, если не считать двух выбитых боковых стекол и незначительных царапин на кузове.

— Не волнуйтесь, — убедительно ответил Эрих. — Лейка — самый лучший в мире фотоаппарат. Да и я фотограф хоть куда.

«А вот это уже полный конец», — обреченно понурив голову, осознал все старшина.

— Да-да, — будто читая его мысли, подтвердил Штольберг, — я надеюсь вы понимаете, что теперь, если что-нибудь пойдет не так, то вот это «дружеское» и «расстрельное» фото будет висеть на всех заборах Несвижа. Долго ли вы сами после этого будете в неповешенном состоянии? Я правильно выразился?

— Смысл ясен, — поняв, что теперь ему уже точно не отвертеться, согласился с доводами Антон. Что вас интересует?

— Аллее. Все интересует, — развел руками Штольберг, — и давайте поторопитесь, у нас не так много времени. Кайтесь.

— Слушайте…

Минут через пятнадцать Антон закончил свой рассказ. Штольберг убрал в карман записную книжку, в которой он делал пометки, Гетлинг тем временем задним ходом подогнал к месту допроса «Опель».

— Надо бы поторапливаться, — посмотрев на часы, сказал Лотар, — с минуты на минуту на выстрелы может подоспеть помощь.

— Не тревожьтесь, Гетлинг, никакой помощи не будет, — успокоил его Штольберг, — мне наш новый друг уже предостаточно рассказал. Партизан поблизости нет, и в будущем, когда и где они появятся, мы будем знать в числе первых.

Не так ли, Адам? — Штольберг любезно похлопал Тычко по плечу. Тот в знак согласия кивнул, будто уже понимал немецкую речь. — Вот и хорошо, — подбодрил партизана Штольберг. — Ферштеен? Йа?

— Йа. Фернштеен, — улыбаясь, затряс головой Тычко.

— Заканчивайте с ним, гаптштурмфюрер. Я за руль, — попросил Штольберг. Гетлинг навел пистолет на старшину и, нажав на спусковой крючок, отстрелил ему правое ухо. Тычко схватился за голову и, заорав от боли, волчком завертелся на земле.

— Зачем так жестоко, — поинтересовался Штольберг у усевшегося рядом с ним Лотара, — неужели нельзя было его просто царапнуть пулей по предплечью?

— Да, нервы никуда не годные, — ответил Гетлинг, — с отстреленным ухом его легенда для партизанского отряда будет выглядеть правдоподобней. Пусть придумывает, чего хочет. Поехали быстрей отсюда. Лучше расскажите, что интересного успел сообщить ваш агент, как его… Адам Ковальчик?.. какой способ связи с ним вы придумали, ну и другие детали…

— Он теперь ваш агент, держите, — протягивая Гетлингу подписанную старшиной бумагу, ответил Штольберг. — Охота на партизан — это по вашей части. У меня как у коменданта города полно своих забот. На связь он будет выходить на южном выезде из города, в местечке Альба. Там у лесопарка крест католический установлен. Под ним тайник, из которого вы будете получать оперативную информацию, и отдавать распоряжения. Фотографии я вам сделаю завтра. Подошьете к делу. А теперь о главном, господин Гетлинг: завтра на рассвете партизаны планируют нападение на деревню Липки, так что я вам не завидую, придется побегать, похоже у вас сегодня будет бессонная ночь на подготовку контрмер…

Уже начало темнеть. «Опель-Адмирал» тихо шуршал колесами по самой длинной улице Несвижа Ленинской. Штольберг свернул налево на улицу своего соотечественника Карла Маркса и остановился рядом со своим домом. Не глуша мотор, он вышел из машины и забрал с заднего сидения фотоаппарат. Угрюмый Гетлинг пересел за руль.

— Желаю вам удачи, гаупшпурмфюрер, — произнес Эрих, — и, еще раз спасибо вам. Да, и не забудьте к утру вернуть машину Штраубе. Хайль Гитлер!

— Хайль! — ответил Гетлинг и, взвизгнув покрышками, рванул в сторону комендатуры.

Пожалуй, стоит перекусить, а потом проявить пленку, подумал Штольберг. Хоть лень, и глаза слипаются, но так хочется взглянуть, что же там вышло. Особенно на тот кадр, где мы с Генрихом прыгаем с моста. Пусть даже и в негативном изображении.

С самого утра Григория терзали какие-то неприятные предчувствия, поэтому он совсем не удивился, когда увидел на пороге своего дома Вадима Островского. Тот не стал звонить у калитки, а прошел через сад Серафимы Ивановны.

— Что это ты огородами крадешься? — удивился Григорий. Вот кого ему сегодня совсем не хотелось видеть, так это следователя. Он понимал, что не по-приятельски тот пришел к нему в половине девятого утра, а по делу, от одной мысли о котором портилось настроение. — Сейчас начнет меня колоть, — думал Гриша, испод-тишка рассматривая помятое, несвежее лицо милиционера. — Не спал видно, анализировал… Послушаю, что он там раскопал, может, дело скажет, а, может, и нет. В любом случае теперь с ним придется общаться. Наверняка дело Франца к убийству Юркевского уже пристегнули. Больно уж удар характерный, решили. Логики хреновы…

— Извини, просто не хотелось глаза соседям мозолить, — ответил Вадим, присаживаясь на ступеньку. — Поговорить надо, Гриша, — продолжал он, глядя куда-то вдаль поверх забора. — Серьезно поговорить, обстоятельно. А главное — откровенно. Понимаешь?

— Понимаю. В дом пойдем или здесь будем?

— Ты смотри сам, как тебе удобно. Я бы тут поговорил, на свежем воздухе. В последнее время из-за работы света белого не вижу. Вчера вот до двух часов ночи у себя проторчал.

— Решал, как меня прищучить? — с усмешкой спросил Григорий, присаживаясь рядом.

— Послушай, — вмиг посерьезнел Островский, — ты свою иронию засунь себе в задницу. Я ведь к тебе неформально пришел, без протоколов и повесток решил пока обойтись. Так что и ты уж, будь добр, прояви человеколюбие.

— Ладно, не дави, — буркнул Григорий. — Говори, чего надо. Только без предысторий и параграфов.