У. Уилер - Браслет певицы

– По правде говоря, вчера, по дороге домой, меня посетила отличная идея, – признался Суон, кидая извиняющийся взгляд на Флитгейла. Ему было словно неловко, что эта идея посетила его уже после того, как они расстались, выпив по две пинты пива в пабе «Синий лев».

– Нам сложно вызвать князя Урусова на совершенно откровенный разговор. Я до сих пор не могу поверить в то, что князь лгал мне при наших встречах, но я могу ошибаться, хотя редко ошибаюсь в людях. Другое дело, что он мог не рассказать мне всей правды, а умалчивание трудно назвать ложью. Но мне нужна не просто правда, но вся правда о его участии в этих событиях. А для этого я должен иметь веские основания заставить Урусова говорить эту самую правду. Надо заставить его совершить какой-нибудь неосмотрительный и неблаговидный поступок, подсудное дело, которое, при определённых обстоятельствах не может остаться незамеченным даже при его дипломатическом иммунитете. Тогда, вероятно, он будет вынужден быть совершенно откровенным, чтобы спасти свою репутацию.

– Ну, что бы это могло быть? Воровство? Это, право, как-то по-детски. Не станем же мы в самом деле обвинить его в краже браслета? – растерянно спросил Флитгейл.

Ива наблюдала за всем этим разговором с каким-то настороженным вниманием, переводя взгляд с одного джентльмена на другого.

– Впрочем… послушайте, у меня есть одна мысль, – сказал Суон, глядя на Флитгейла оценивающим взглядом, словно опытный портной, прикидывающий на глаз рост и размер клиента, – идея, на первый взгляд, бредовая, но – как крайняя мера – может сработать.

– Идея? Какая? – неуютно ёжась, спросил Гай.

Теперь Суон посмотрел на мисс Иву, улыбнулся и произнёс с явным удовольствием:

– Дуэль.

– Что?! – лицо Гая вытянулось.

Ива, едва сдерживая невольную улыбку, стала смотреть в окно.

– Дружище Флитгейл, вы должны вызвать Урусова на дуэль. Помнится, он сказал мне, что выбирая между репутацией медиума и джентльмена, он без сомнения выберет репутацию джентльмена. Позиция благородная, но крайне уязвимая. К тому же у него уже была скандальная дуэль в России.

– Но… но зачем? То есть – каков будет повод? Мы с ним едва знакомы!

– Ну, вам придётся как-нибудь счесть себя уязвлённым. И бросить ему перчатку. Вы умеете стрелять?

– Стрелять? Ну да, я сносно стреляю, в экспедиции всегда есть оружие и мне даже доводилось его доставать, но не стрелять в людей!

– А до этого дело и не дойдёт. Главное, чтобы вы держались уверенно. Когда вы поднимите пистолеты, появлюсь я с парой-тройкой надёжных ребят и пресеку безобразие. В любом случае – Урусов будет стрелять первым, и он, как человек великодушный, и уже стрелявшийся, не пожелает взять греха на душу и промахнётся. Да нет же, Флитгейл, не волнуйтесь, я не допущу начала поединка, клянусь вам! А участие в дуэли – заметный проступок. В сочетании с прошлыми тёмными историями Урусова в России – и подавно. Это шанс, друзья мои.

– Но… но с чего бы мне вызывать Урусова на дуэль? – продолжал упираться Флитгейл.

– Я разрешаю вам использовать моё имя, господа, – откликнулась Ива милостивым тоном, уже не скрывая улыбки. В этой улыбке было что-то победное, почти ликующее, глаза Ивы зазеленели – как видно, от бирюзового тюрбана с турецкой брошью. Изящная бровь легко взлетела к шёлковому обрезу тюрбана, подбородок приподнялся с очаровательным достоинством.

– В таком случае… конечно, – ответил Гай, понимая, что теперь ему не отвертеться от поединка.

– Мисс Ива, вы невероятно великодушны, – улыбнулся Суон.

– Не стоит благодарностей, – тон Ивы стал деловым. – Кстати, через два дня будет приём у леди Каринс, об этом написано в светской хронике. Урусов будет там наверняка, а вам, Гай, я напишу рекомендательное письмо. Леди Каринс – большая любительница истории, она будет в восторге. Напишу ей сейчас же. Придётся срочно прийти в себя после столь долгого беспамятства.

Два дня прошли в состоянии нервической ажитации. Вернее, эту ажитацию в полной мере ощущал только Флитгейл – срочно поправившаяся Ива, хотя и не выходила из дома, но с жадностью принялась за те занятия, которые прежде были ей строго запрещены – чтение и раскладывание карт. Всё это было и теперь крайне не рекомендовано доктором Феотокисом, но Ива предусмотрительно принимала его, лёжа в постели, а доктор с удовлетворением отмечал быструю поправку после столь значительного инцидента. Несколько ушибов и лёгкое сотрясение мозга – мисс Ива легко отделалась, а её душевное состояние не вызывало никаких опасений грека.

Суон целыми днями мотался по Лондону и ближайшим пригородам – он тщательно проверял все факты, которые попадали к нему в руки, собирал воедино все разрозненные свидетельства и обрывочные слухи: он готовился к заключительному этапу дела. Необходимо было сделать так, чтобы после прояснения роли Урусова в этом спектакле, Суон мог положить на стол Харрисона исчерпывающий рапорт. Его торопили.

Комиссия по созданию новых линейных кораблей, несмотря на смерть барона Фицгилберта, уже назначила организационное заседание на первую декаду ноября, а ноябрь наступал в день приёма у леди Каринс. До первого заседания комиссии было необходимо совершенно раскрыть это дело, чтобы удостовериться в том, что секретности работы новой комиссии ничто не угрожает, и Фицгилберт был единственным агентом фон Мюкка. Но Суона торопили не только со стороны его новых начальников, представлявших разведывательный комитет при Министерстве Внутренних дел, но и старый приятель, главный комиссар Столичной полиции Брэдфорд. Общество было крайне недовольно медленным ходом расследования, полицию упрекали в бездействии, удовлетворяющий всех результат расследования требовался незамедлительно.

Флитгейл пытался заняться составлением каталога находок, который позволил бы ему с достаточной аргументированностью требовать продолжения работ в Турции в следующем сезоне, но и у него дело двигалось медленно. Гай то и дело бросал работу и начинал бродить по комнатам между распечатанными турецкими ящиками, что-то бормоча и жестикулируя. Лихорадочное настроение квартиранта было настолько очевидным, что миссис Грин не осмелилась досаждать ему своими обычными внушениями, и даже принесла чаю в неурочное время, приложив к нему два слегка запылившихся сухарика.

Впрочем, одна вещь несколько примиряла с действительностью – Гай нашёл свой потерянный перевод, именно в немецком словаре технических терминов, правда не на букву Т, где искал "Töpferscheibe", а на R, где проверял "Röstreduktionsverfahren" – восстановительный обжиг. Гай счёл это добрым предзнаменованием и до приёма леди Каринс смог закончить и окончательно отшлифовать перевод короткого текста печати.