Оливер Пёцш - Крепость королей. Расплата

Одно только это заставляло его работать быстрее.

Обстрел продолжался до самого вечера и возобновился на следующий день. Но кроме грохота, он ничего не дал. Снаряды пробивали рытвины в склонах, некоторые ядра застревали в толстых стенах Мариенберга. Выстрелы гремели один за другим, но особых повреждений не наносили. Осаждающие постепенно теряли терпение.

— Какого черта ты холм расстреливаешь? — кричал на Матиса залитый потом командир, который в полдень носился от одного орудия к другому и раздавал крестьянам практически невыполнимые приказы. — Выше стрелять надо, туда, где крепость стоит, чтоб тебя!

— Так сам попробуй, если такой умный!

Матис сдерживался с трудом. Ему выдали плохой порох и слишком короткие, гнутые фальконеты — и, несмотря на это, требовали от него чуда.

— Из этих пушек в упор в стену не попадешь! — продолжал он ругаться. — Если Гейер не вернется с тяжелыми орудиями, можем сворачиваться.

— Ну да! Просто прицелиться не можешь, вот и всё… Погоди, вот Гёц узнает, будут тебе неприятности.

— Пускай Гёц меня в…

Их перебранка утонула в оглушительном грохоте, за которым последовали вопли. Матис повернул голову и увидел, что разорвало одну из расположенных посередине серпентин. Пушку разнесло на куски, словно по ней врезал кулаком великан. Над землей клубился черный дым. Когда он рассеялся, взорам предстали несколько изуродованных крестьянских тел. Сколько их было, Матис не смог бы сказать при всем желании. Всюду валялись оторванные конечности, из туловища возле орудия хлестала кровь. Чуть дальше по переулку, точно призраки, с черными от копоти лицами шатались еще несколько крестьян, зажав уши руками.

— Ты… ты за это ответишь! — закричал командир на Матиса, в ушах у которого до сих пор звенело. — Нельзя было тебя, сопляка, к орудиям допускать! Нельзя!

— Ну и кто бы ими занимался? Горстка батраков или, может, медник Паулюс? В последний раз я видел его пьяным в городском рву.

— Тихо, черт возьми! — раздался низкий, не терпящий возражений голос.

Гёц фон Берлихинген протолкался сквозь толпу раненых и любопытных. Крестьяне с ропотом расступились. Рыцарь бросил взгляд на разорванное орудие, после чего повернулся к Матису.

— Пушки заряжать обязан орудийщик, — сказал он грозно и указал железной рукой на стонущих раненых. — Твоя вина в том, что мы теперь потеряли полдюжины людей и серпентину.

Матис побагровел.

— Не я заряжал ее! Это кто-то из ваших крестьян. Если палить приходится целый день, то одного орудийщика явно не хватит. Впрочем, можете сами встать тут с фитилем, господин рыцарь .

Берлихинген вздрогнул. Он поднял железную руку, словно собирался ударить Матиса, а потом снова опустил. Рыцарь понимал, что и к нему, и к Гейеру многие из крестьян относятся по меньшей мере с недоверием. Слишком велико было отвращение к богатым дворянам.

— На сегодня ограничимся предупреждением, — проворчал наконец Берлихинген. — Будем надеяться, что впредь ты будешь прилагать больше усилий.

Он развернулся к обступившим их крестьянам и крикнул:

— Обстрел продлится до вечера! Потом прославленный Черный отряд Гейера пойдет на штурм. И будь что будет!

Крестьяне возликовали, один Матис в ужасе взглянул на рыцаря.

— Но… для многих это означает смертный приговор! — выдавил он. — Нам не пробить брешь к этому времени. Тем более если Гейер не успеет вернуться с тяжелыми орудиями!

— Расположенный неподалеку Таубербишофсхайм даст нам орудия, — невозмутимо ответил Берлихинген. — Этого должно хватить.

— Но их калибр слишком мал! К тому же Гейера здесь нет. Как его отряду…

— Ни слова больше. Я изначально выступал против штурма Мариенберга. Но раз это так необходимо, то хоть покончим с этим поскорее. Эта крепость и без того сильно нас задержала.

С этими словами Берлихинген резко развернулся и зашагал прочь по забрызганному кровью переулку. Матис едва сдержался, чтобы не окликнуть рыцаря. Еще вчера Берлихинген даже мысли о штурме не допускал, а теперь такое!.. Судя по всему, рыцарь сознательно посылал людей Гейера на убой. Пытался ли он таким образом ослабить докучливого конкурента в его отсутствие или действительно хотел как можно скорее взять Мариенберг штурмом?

На раздумья не осталось времени. Крестьяне уже принялись заново заряжать пушки.

— Стойте! — крикнул Матис и подбежал к ним. — Не так! Хотите, чтобы и вас разорвало? Уберите же, ради Бога, факелы!

Вскоре мертвых и раненых оттащили, и обстрел возобновился. Под мостом через Майн соорудили плоты, чтобы быстрее перебираться на другую сторону. Когда вечером на небе показалась радуга, крестьяне сочли это знамением Господа. Охваченные всеобщим ликованием, они стали готовиться к предстоящему штурму.

«Это безумие! — думал Матис. — Чистой воды безумие! Даже кольцо вокруг крепости еще не замкнули. И ни одной бреши, чтобы люди Гейера смогли проникнуть внутрь!»

Действительно, наряду с несколькими отделениями именно Черный отряд Гейера с наступлением ночи двинулся штурмом на Мариенберг. В кромешной тьме бесстрашные мужчины снесли палисад и передовые укрепления, прорвались к стенам и попытались влезть по приставным лестницам. Матис слышал их предсмертные вопли, видел вспышки выстрелов и продолжал отчаянные попытки пробить брешь в каменной стене.

Тщетно.

Когда забрезжил рассвет, во рву под стенами Мариенберга лежали сотни убитых и тяжелораненых, многие из которых были из Черного отряда. Крестьяне попытались выручить товарищей, но попали под обстрел и вынуждены были отступить. До самого вечера Матис слышал крики и жалобы умирающих. Потом понемногу наступила тишина.

Бой закончился.

Бессмысленно! До чего же бессмысленно!

Прислонившись к горячему, дымящему фальконету, Матис опустился на землю и закрыл глаза. Он ничего не ел и почти не пил. Два дня он занимался только тем, что заряжал орудия, поджигал порох и стрелял. В ушах до сих пор громыхали выстрелы, словно далекие грозовые раскаты.

В этот миг Матис понял, что крестьяне обречены. Странно, но мысль эта нисколько его не трогала. У него иная цель. Впереди его ждала другая битва, куда более важная. Завтра же они с Мельхиором продолжат поиски Агнес.

Она единственная, за кого действительно стоило сражаться.

Всего через несколько дней Агнес стояла на вершине холма и смотрела, как языки пламени гигантскими пальцами плясали по крышам Вайнсберга. Она слушала, как в охваченных огнем сараях ревели коровы, с грохотом сыпались дома, и ветер свистел над раскаленным разрушенным городом.

Подле нее на земле распласталась старая женщина, оглашая вечерний сумрак криками отчаяния. Муж, тщедушный старик, склонился над ней и пытался утешить. На поясе у него болтался маленький рваный мешок — это все, что им позволили забрать из дома. Чета была не единственной. Всюду на холмах и возвышенностях плакали, взявшись за руки, старики и смотрели на то, что прежде было их домом. Горожане, что помоложе, сбежали вместе с детьми, когда несколько дней назад пришла весть, что на город движется войско Швабской лиги во главе с Трухзесом. Всего месяц прошел с тех пор, как крестьяне под предводительством Йекляйна Рорбаха учинили расправу над графом Людвигом фон Хельфенштайном и его спутниками. Теперь же Вайнсберг настигло возмездие в лице Трухзеса Георга фон Вальдбург-Цайля и его армии. В городе и окрестных деревнях не оставили камня на камне. Те, кто не успевал спастись, сгорали в собственных домах.