Иван Любенко - Поцелуй анаконды

– А мне, господа, не велено вас отпущать. Господин Поляничко так и сказал: «Пусть сидят и ждут, покамест мы не прибудем». Он приедет, ему и жальтесь. А я человек маленький. Мое дело – начальственные приказы исполнять. А вот вы, сударь, – городовой повернулся к вошедшему доктору, – тоже соблаговолите никуда не отлучаться, пока вас не допросят.

– Да я и не возражаю, – пожал плечами Нижегородцев. – Извольте. Однако не вижу необходимости торчать именно здесь. Тут хватает и других помещений.

– А выходного отверстия, Николай Петрович, я так и не нашел, – заключил адвокат, не обращая внимания на перепалку.

– Раз нет, значит, в голове застряла, – послышался чей-то голос.

В дверях стоял начальник сыскного отделения.

– Вот скажите, Клим Пантелеевич, как вам удается раньше нас оказываться на месте преступления? – ступая в комнату, осведомился сыщик.

– А ему дьявол записочки посылает, на манер тех, что на помин души в церкви заказывают. Говорит, мол, такого-то дня, в таком-то месте раба божьего Василия прикончат. И он вместо того, чтобы предотвратить смертоубийство, ждет, когда оно случится. Я прав, Клим Пантелеевич? – выглядывая из-за спины своего патрона, ехидно осведомился Каширин.

– Почти, Антон Филаретович, почти. Он, окаянный, еще и на словах кое-что передает.

– И что же?

– Главное, говорит, чтобы расследованием занялся помощник начальника сыскного отделения. Тогда не только преступник останется безнаказанным, но и невиновного человека отправят на каторгу. И, потирая руки, обычно добавляет: – Благодаря Каширину вместо одного злодейства всегда совершается два.

– А по какому такому вашему римскому праву вы смеете надо мною издеваться? – наливаясь свекольным цветом, возмутился полицейский.

– Ладно, Антон Филаретович, успокойтесь! – махнул рукой Поляничко. – Сами затеяли перебранку, а теперь возмущаетесь. Вы бы лучше посторонились, а то наш фотограф никак не протиснется со своей треногой. – Глядя в окно, он добавил: – А вот и судебный следователь с доктором пожаловали… Сейчас работа закипит.

Тем временем Ардашев стоял у окна и молча рассматривал последствия выстрела. Пуля пробила стекла двух рам под углом, прошила портьеру и только потом угодила жертве в висок.

В считаные минуты в небольшой читальной зале стало тесно. Помещение хоть и было просторным, но свидетели убийства, сыщики, полицейский врач и даже следователь Леечкин после осмотра тела предпочли расположиться поодаль от него и потому заняли вторую половину комнаты.

Не говоря ни слова, Клим Пантелеевич вышел на улицу и принялся осматривать окно снаружи. Голубые сумерки уже уступали место ночи, но темнота пока не наступила. Вскоре появился доктор Нижегородцев.

– Уф! – выдохнул он. – Въедливый тип этот Леечкин. Замучил вопросами. «Была ли открыта портьера или закрыта? Кто открыл ее? А кто закрыл?» Он, чудак, считает, что я должен был обратить на это внимание. Странный человек! Неужели неясно, что, когда ты поглощен чтением, ничего вокруг не замечаешь?

– Это только в том случае, если книга вас захватила, – доставая жестяную коробочку с надписью «Георг Ландрин», заметил присяжный поверенный.

– А разве может не заинтересовать статья профессора Шлейтцера «Воспаление среднего уха»?

– Да уж и впрямь! – усмехнулся адвокат. – Особенно при описании симптомов среднего отита в области барабанной перепонки.

Доктор широко раскрыл глаза и проронил потрясенно:

– Широта ваших знаний меня всегда удивляла…

– Благодарю. Однако, и в самом деле, не припомните ли, кто все-таки задернул штору?

– Я могу лишь повторить показания всех свидетелей, в том числе и мои, которые только что были даны судебному следователю. Сначала, как выяснилось, окно было зашторено, но потом, как раз перед приходом директора гимназии, его раскрыл инженер Вахтель, который сидел за тем местом, где обычно располагался директор. За несколько минут до выстрела библиотекарь задвинул все шторы в зале, поскольку на улице стало темнеть (он так всегда делает), и зажег дополнительные лампы. Господин Мавилло заполнил формуляр. Минут через десять Ксаверий Нифонтонович принес целую стопку книг. Затем он выложил ее перед директором, который принялся их рассматривать. Выстрел прозвучал как раз, когда он их листал.

– А где в момент выстрела находился библиотекарь?

– Он стоял почти рядом с директором. Удивляюсь, как в него не попала пуля.

– А инженер? Где он был?

– Сидел за директором.

– Стало быть, пуля могла угодить и в него?

– Безусловно! Ведь тот, кто стрелял в окно, не мог видеть сквозь портьеру, куда точно он попадет.

– Ого! Николай Петрович, вы, как я вижу, уже принялись выстраивать гипотезы. Не рано ли? – Ардашев улыбнулся и спросил: – А где был письмоводитель?

– На втором ряду, напротив окна.

– Выходит, и он мог стать покойником?

– Ну да.

– Получается какая-то смертельная рулетка…

Присяжный поверенный развернулся и сделал несколько шагов по направлению к дому, в котором жили учителя городских гимназий. Окинув взглядом площадку, он поднял голову и сказал:

– Сдается мне, я знаю, откуда стреляли.

– Вероятно, из какого-нибудь окна? – предположил Нижегородцев.

– Не думаю. Однако не будем терять время. Если нас опередит Поляничко, то Леечкин вряд ли согласится продемонстрировать нам орудие преступления. А оно, как я полагаю, весьма необычно. Так что в запасе у нас осталось не более четверти часа. Надобно поторопиться. Надеюсь, полиция первым делом бросится проверять квартиры жильцов с окнами, выходящими на библиотеку.

Клим Пантелеевич направился к парадному. Доктор последовал за ним. Быстро поднявшись по скрипучим деревянным ступенькам на второй этаж, адвокат остановился и, указывая на слабоосвещенный настенной лампой потолочный люк, произнес:

– Надо бы отыскать дворника. Пусть замок откроет.

Не успел он произнести эти слова, как снизу послышались шаги и показался бдительный страж спокойствия жильцов.

– Ищете кого, господа? – справился дворник.

– Вас, любезный, вас. Только что из чердачного окна этого дома был произведен выстрел. Убили директора гимназии. Я – присяжный поверенный Окружного суда. Нам надобно осмотреть чердак.

– Да как же энто? – Мужик взмахнул руками. – Его высокородия не стало? Василия Поликарповича? Да кому же он воспрепятствовать мог? Не люди, а злыдни! А он мне, скажу я вам, завсегда на Пасху целковый вручал… Ах ты, Господи, горе-то какое Гликерии Доримедонтовне!

Дворник полез в карман зипуна и вынул связку ключей. Поднявшись по лестнице наверх, он вставил в замок один из них, но тот не проворачивался.

– Так-так! А замок-то новехонький. Мой-то со ржавчинкой был. А к ентому у меня ключа нема.