Иван Любенко - Поцелуй анаконды

– Тут все просто: привратник сказал мне, что один из возможных покупателей приходил осматривать дом дважды: вечером пятнадцатого и утром шестнадцатого. Архитектор, по вашим словам, упал с лесов пятнадцатого, в восемь пополудни. Поднявшись на второй этаж, я заметил рисовую пудру на подоконнике, на которую в некоторых местах накапал воск, но на самом воске не было не только пудры, но даже и пыли. Значит, кто-то пользовался свечой и пудрой совсем недавно, не более двух дней назад. Рисовая пудра, кстати, наиболее часто применяется в качестве театрального грима. Однако раз капал воск и горела свеча, то, следственно, где-то должны были быть сожженные спички. Но их я не обнаружил. И это обстоятельство навело меня на мысль, что находящийся там человек старался, насколько это было возможно, не оставлять следов своего пребывания. А значит, он находился там тайно. Позже, на лестнице, я нашел крохотный кусок белой материи, который мог быть только от женского платья. Все это, включая ваше упоминание, что привидение появилось как раз в ночь гибели архитектора, навело меня на мысль, что пудра на подоконнике и воск оставила особа, игравшая роль умершей Апраксии. Мое внимание привлек и тот факт, что леса уже разобрали, несмотря на то, что лепнина на потолке осталась незавершенной. И это бросалось в глаза. Но зачем была нужна такая спешка? Чтобы скрыть возможные следы? Следы чего? Убийства? Собственно, тогда я и предположил, что архитектору «помогли» сорваться вниз. Но в таком случае выходило, что преступление было совершено на глазах тайного свидетеля. Кто он? Ясно: это была женщина и, вероятнее всего, актриса. Вот потому-то я и купил билеты в театр для себя и супруги. Там я надеялся пробраться в костюмерную и, имея в руках образец ткани, отыскать нужное платье. Но Господь мне помог. И Кривицкая блистала в белом наряде на сцене. Ткань была та же, что и найденный мною лоскут. Признаюсь, в антракте я ходил к ней в уборную, уговаривал рассказать обо всем, предупреждал о возможной опасности и просил не предпринимать необдуманных шагов. Но она меня не послушала. Результат известен. Позже ко мне явился ее бывший ухажер – тот самый купец, который за двести рублей уговорил Фаину Иннокентьевну сыграть роль привидения.

– А его личность установлена? Он будет давать показания в суде?

– Не знаю. Теперь мне до этого нет никакого дела.

– А как Галиев узнал о ломбарде и статуэтке?

– Вероятно, покойница рассказала это под пытками. – Ардашев помолчал и добавил грустно: – Поверьте, я сделал все возможное, чтобы эти два чудовища дорого заплатили за свои преступления.

Высокий худой мужчина лет сорока пяти, облаченный в пиджачную пару, сидел в кресле напротив Ардашева и смотрел в пол. Он то закрывал лицо ладонями, то сводил их в замок, то пощипывал бакенбарды. Наконец визитер изрек:

– Простите, я не знаю, с чего начать… Впрочем, вам, вероятно, известно, что моя супруга скончалась несколько дней назад, похороны были вчера.

– Примите мои искренние соболезнования, Флориан Антонович. Я не сумел проводить Софью Венедиктовну, потому что прибыл в Ставрополь только сегодня утром.

– Нет-нет, Клим Пантелеевич, вы не подумайте, я не в претензии. Напротив, вы всегда помогали мне добрыми советами. В коммерции без них не обойтись. Вот и сейчас я нуждаюсь в вашей помощи… В день ее смерти я был в отъезде, в Екатеринодаре. Меня вызвали телеграммой. Она умерла внезапно, хотя и страдала бронхиальной астмой. Это все знали. Но последнее время Софья стала поправляться. И все это благодаря доктору Нижегородцеву, который прописал ей хлористый кальций, йод, бедную белками диету… Словом, она пошла на поправку. Приступы почти прекратились, и мы, после моего возвращения, собирались на месяц в Кисловодск. Говорят, для астматиков тамошний климат – спасение. И вдруг скоропостижная смерть от астмы. Разве такое может быть?

– Боюсь, в этом вопросе от меня будет мало пользы. Я ведь в медицине не силен. А что по этому поводу думает доктор Нижегородцев?

– Николай Петрович в растерянности. Он ознакомился с результатами вскрытия и только пожал плечами.

– Так что же тогда вас смущает?

– Три вещи, – покусывая ус, вымолвил Ионов. – Во-первых, вечером, перед тем как у нее, очевидно, начался приступ, она зачем-то отпустила всю нашу прислугу и осталась одна; во-вторых, в спальне, на тумбочке, я обнаружил вот это, – он вытащил из бокового кармана пиджака колоду глазетных карт и положил ее на кофейный столик. – Я понятия не имею, откуда это. Картам я предпочитаю шахматы и потому вовсе не держу их дома.

– Позволите?

– Да, конечно.

Ардашев взял карты в руки и принялся рассматривать, а затем пересчитывать.

– Ну и третье: примерно недели две назад я получил анонимное письмо. Вот оно, – негоциант вынул из кармана сложенный вдвое листок и передал его присяжному поверенному.

– «Всемирная Лига Революционной Борьбы за Справедливость предлагает Вам переслать почтовый перевод в пять тысяч рублей, город Санкт-Петербург, до востребования, предъявителю десятирублевого кредитного билета N КЗ 387215. Если деньги не поступят до пятого декабря, либо если Вы обратитесь в полицию, то уже через неделю Вашу семью постигнет несчастье», – прочитал Клим Пантелеевич.

– Знаете, я не придал этому никакого значения, посчитав это послание проделками тех самых гимназистов, которых недавно выявили жандармы. Об этом писали все местные газеты. К тому же на почте надобно указывать фамилию и имя получателя. В противном случае деньги просто не примут.

– На гимназистов-шутников это не похоже. Они, насколько мне известно, угрозы писали печатными буквами, от руки, а это набрано типографским шрифтом. Вероятно, это кто-то другой.

– Видимо, так и есть, но я, как вы понимаете, должен был об этом рассказать, тем более что жена умерла двенадцатого, в пятницу, ровно через неделю. Кто знает, может, это чистое совпадение, а может, и нет.

– А вы в полицию не обращались?

– Пока нет.

– Почему?

– Тут, видите ли, есть один щекотливый момент, – визитер опять стал пощипывать бакенбарды, – я боюсь, что в тот злополучный вечер, когда Софья отпустила прислугу, она могла быть не одна.

– Отчего вы так решили?

– Вторая подушка на постели так же была примята. На ней я нашел чужой черный волос. А жена, как вы знаете, блондинка. К тому же мне показалось, что наволочка пахла мужским одеколоном Ралле. А я пользуюсь Брокаром. Хотя, – он опустил глаза, – я мог и ошибиться. Но если это станет известно сыскной полиции, то, боюсь, по городу поползут нехорошие слухи, и честь моей почившей супруги будет поругана. Вот потому-то я и пришел к вам.