Александр Асмолов - Шкатулка императора

Она любила и умела одеваться, и не только со вкусом, а с шармом великим. Лучшего лица для компании, торговавшей великолепным итальянским нижним бельем, и придумать было невозможно. Появится Мария Михайловна на приеме светском, и все внимание к ней приковано. На первый взгляд одета красавица изысканно и строго, никаких вольностей, но многие знают, что умело скрывает эта восхитительная женщина. Нужно только момент не упустить. Как-то невзначай обернется, шажок широкий сделает или доверительно приблизится к собеседнику, а тот и обомлеет. Красота – великая сила, а в умелых руках – власть непреодолимая. Одни с восторгом дорисовывают в воображении своем возбужденном то, что кружева скрывают, а иные – как эти кружева приукрасят то, что скрыто под ними искусно. Каждому свое, так уж мир грешный устроен. Да всякий раз у директрисы что-то новенькое, то, чего ни у кого среди красавиц северной столицы никогда не было. Потому и кажется им, что именно эта вот кружевная вещица сможет каждую сделать неотразимой и желанной в глазах любого мужчинки. И парит Машенька в окружении страстных или завистливых взоров, как в облаке. Словно над землей ее этот интерес приподнимает. Богиня, да и только.

Многие пробовали Машеньку к рукам прибрать, богатое содержание предлагали, а то и бизнес отобрать пытались, с наших-то братков станется, только на их беду умна не по красоте оказалась директриса. Сама ловушек наставила, да претендентов лбами столкнула. Поговаривали, не зря она в церковь равноапостольной Марии Магдалины на Апраксином дворе часто захаживает и почитает ее крестной матерью. Под защитой, значит.

Думал ли так утренний перезвон, не ведомо, но хозяйку роскошной квартиры на Садовой любил. Чего греха таить. Вот и сегодня задержался у нее боле положенного, оставив других прихожан на одной из старейших улиц Северной столицы без внимания. Да и как было не задержаться. Рожденный молодыми руками звонаря, в котором еще не все желания были убиты строгими постами и воздержаниями, гуляка уже повидал немало, особенно этим жарким летом. В осеннее и зимнее ненастье ему трудно было пробиться к горожанам через наглухо задраенные окна, а в эдакую жару, когда все было распахнуто настежь, утренний перезвон познал множество мирских секретов. Ибо в предрассветные часы беззащитны грешные. Все, как есть, на виду. Что ж тут странного, что появилась у гуляки среди многих и многих своя любимица. Едва молодой звонарь на колокольню поднимается, а этот озорник уже в нетерпении мается. Ждет. Начнут умелые пальцы перебирать веревочки, заговорят колокола, а перезвон уже летит к Машеньке. Заглянет к ней в сон, прислушается, а надобно, и поправит.

Сегодня у красавицы, хранимой неусыпными драконами, случился странный сон. Где-то она в пучине темной какую-то Вареньку все кличет, а той не видать. Мается сердешная хозяйка, сил смотреть на это нет. Помочь бы, да не ведает гуляка, кто такая Варенька. Решился спросить сотоварищей, кои бродят в утренний час по своим переулкам. Многие отмалчивались, да сыскался голосок с Никольской церкви, что на улице Марата стоит. Голосок старческий, скрипучий, но добродушный. Поведал он гуляке о Николае Пригорове, который обеих девиц знает. А еще сказал, что этот Николай любит утренний перезвон на Фонтанке слушать.

Такого-то отыскать на набережной было делом нехитрым. Сразу видно, что мужчина неверующий, но колокольный звон принимает. Заглянул к нему в душу гуляка, а там все как на ладони, читай – не хочу. Простота наивная, хотя и прирожденный ратник. Удивило гуляку то, что о Варваре разведал. Пигалица, а, поди ж ты, куда замахнулась…

Вернулся он в сон красавицы своей, а та мается, да так, что драконов переполошила. Пришлось нашептать блондиночке на ушко слово заветное. Сон тяжкий по другой тропке пошел. Встретила Машенька подругу свою в той пучине темной, да на волю обе и выбрались. Вскинулась красавица, села на кровати, дышит тяжко, а грудь-то… Прости мя Господи, загляденье одно. Заспешил утренний перезвон восвояси, только занавески на окне и колыхнулись вслед. А блондиночка, стряхнув остатки сна, пошла на кухню. Налила стакан холодной воды, а зубы о стекло постукивают. Давно случилось наяву, что во сне пригрезилось, но до сих пор покоя нет.

Пройдя босиком по прохладному полу и выпив воды, Маша успокоилась. Сон навеял воспоминания об их с Варей приключениях в Египте. Тогда, впервые увидев неопытную студентку, Маша решилась отправить ее на глубоководное погружение за сокровищами. Как она ругала себя тем утром, поджидая худенькую Варю с маленьким баллоном сжатого воздуха у крохотного лаза в днище затонувшего корабля. Туда протиснуться могла только такая миниатюрная девчушка, без женских излишеств. Да и акваланг туда было не протащить, только маленький баллон, обеспечивающий дыхание минут на десять, который как н. з. берут с собой дайверы на всякий пожарный случай. Мария Михайловна сглотнула от этих воспоминаний, будто сама сейчас испытывала кислородный голод глубоко под водой. Она знала, как охватывает паника там, в темноте, когда воздух в баллонах заканчивается. В один миг в угасающем сознании проносится вся жизнь и единственная мысль. Зачем? Что привело сюда, к этой жуткой смерти. Здоровенные мужики, имеющие многолетний опыт погружений, вдруг теряют рассудок, совершая самые нелепые и постыдные поступки. Только бы выжить. Только бы вдохнуть соленого морского воздуха, которого на поверхности всегда в избытке.

Все это Маша, работавшая тогда в Египте инструктором подводного плаванья на одной из баз дайверов, знала и даже испытывала на себе. И ей было до сих пор совестно за то, что отправила она в глубину совсем неопытную студентку. Те жуткие минуты ожидания она видит во снах. Случайно оказавшаяся в руках карта с отметками о сокровищах на затонувшем галеоне сводила ее с ума. Маша уговорила себя, что Варя легко отыщет клад и вернется. Каких-нибудь десять минут, – и они обе богаты и независимы от всей мерзости, что окружала инструктора последний год в Египте. Прошло два года, а воспоминания до сих пор яркие и четкие, словно случилось все вчера.

Когда на глубине истекли десять минут и газовая смесь в маленьком баллончике у Вари должна была закончиться, Машу охватил страх. Она попыталась себя убедить, что студентка сможет дышать еще минуты две-три. Однако и через пять минут со стороны крохотного лаза не донеслось ни звука. Инструктором овладел ужас. В ее воображении возникали картины одна страшнее другой, – то студентку придавило проржавевшими балками, то она столкнулась с муреной, то застряла в каком-то узком месте, то, что вероятнее всего, просто закончился воздух. А вокруг жуткая тишина и только шелест распределительного устройства ее акваланга. Тогда Маша принялась колотить вторым аквалангом по краям крохотного лаза, надеясь, что Варя просто потеряла фонарик и заблудилась в темноте, а этот стук укажет студентке верную дорогу. Время остановилось в темной глубине Красного моря или просто заблоки-ровалось в памяти от сильнейшего стресса. Остальное помнится только со следующего момента, когда Барина голова показалось из узкого лаза, освещенного фонариком инструктора. Стекло маски для подводного плавания искажало и без того налитые кровью от удушья или нечеловеческого напряжения глаза. Тот тяжелый взгляд и вздутые на шее девушки жилы так резанули душу, что запомнились навсегда.