Иван Любенко - Киевский лабиринт

— Эх, Антон Филаретович! Сейчас вы снова походите на всегдашнего ставропольского сыщика Каширина, с которым у меня, к сожалению, отношения так и не сложились. А я уж, грешным делом, уверовал в ваше окончательное преображение… Однако если вы считаете, что этим напоминанием вы введете меня в краску или даже заставите испытывать муки раскаяния, то вы глубоко заблуждаетесь. Анархиста, как вы изволили выразиться, я «прикончил» лишь потому, что он был положительно опасен. Не среагируй я вовремя, число жертв неминуемо бы выросло. Надеюсь, вы не хотели меня уязвить, а сказали это так, не подумав, верно?

Каширин заерзал в кресле, будто сел на ежа.

— Ессес-но, я ляпнул это так-с, можно сказать, сдуру… Прошу не гневаться, Клим Пантелеевич, — вымолвил он и повел шеей, будто его душил воротник.

— Вот и хорошо, — кивнул Ардашев. — Но в одном вы правы: у этого типа была разорванная фальшивая десятка. Стало быть, и его появление, и смерть каким-то образом связаны с фальшивомонетчиками.

— Вот именно это я и хотел сказать, — оживился полицейский. — А вы сразу обижаться…

— Ладно-ладно, Антон Филаретович, — успокоил его Ардашев, — давайте продолжим наши рассуждения. Мне кажется, что убитый анархист — новое связующее звено между организаторами этого преступного промысла и главным оптовым сбытчиком. А вот с распространителями, думаю, он связан не был. Просто пока это не входило в его задачи.

— Что-то я не пойму, к чему вы клоните, — подозрительно прищурился сыщик. — По-вашему, он знал подделывателей? Но этого не может быть, потому что так никогда и не бывает. Сам подделыватель и его артельщики — лица никому не известные. Их задача — суметь напечатать банкноты и ничего более… Им нет никакого дела до того, кто и как будет заниматься сбытом. Да и сбытчик, продающий большие массы фальшивой наличности, старается контактировать maximum с одним человеком, с главным распространителем. И тот, в свою очередь, общается с глазу на глаз с каждым оптовым покупателем. Свидетелей их сделок, как правило, никогда не сыщешь. Другое дело, когда подделка сбывается в розницу. Вот там — да, там у нас появляются доказательства потерпевших (обманутых) в отношении одного и того же лица. Но даже после его ареста мы в лучшем случае выйдем на сбытчика, но доказательств его вины не получим. Если, конечно, он сам не признается. О таком я еще не слыхивал… Любой мало-мальски грамотный присяжный поверенный в пух и прах разнесет все доводы прокурора. Вам ли этого не знать? А вы говорите, что анархист — спаси господь его душу — был связующим звеном между делателями и сбытчиком. Такую непростительную ошибку никто из них не допустит. Тут есть свои правила и законы, устоявшиеся столетиями. Из-за них нам очень непросто проследить всю цепочку.

— Нет, Антон Филаретович, вы меня неправильно поняли. Я упоминал организатора и сбытчика. О непосредственных изготовителях речь не шла, — пояснил Ардашев. — Вся беда в том, что, по моему глубокому убеждению, пятерки, червонцы и сотенные изготовляют за границей и потом переправляют в Киев. А уже отсюда они растекаются по всей России. Вот потому вы и не можете «накрыть» фабрику в Киеве. Ее здесь попросту нет.

— Думаете, за границей? Это очень сложно, — покачал головой Каширин. — Таможню обмануть непросто. Особенно сейчас, в военное время.

— Непросто, но можно. Для этого надобно только проявить выдумку. Думаю, вы легко убедитесь в моей правоте уже через день-другой. А пока я предлагаю вам прогуляться со мной до городской почты. Оттуда я позвоню в Ставрополь и побеседую с уважаемым Ефимом Андреевичем Поляничко. Видно, без его помощи мне будет трудно. Ну что? Идем?

— Конечно, — поднимаясь, проронил Каширин. — А о чем вы с ним собираетесь секретничать?

— А об этом, позвольте, я пока умолчу.

— Но почему?

— Боюсь удачу спугнуть.

— Ладно, — обреченно кивнул полицейский, — будь по-вашему.

4 июня 1916 г., суббота

Ночь окутала Киев плотной черной тканью. Где-то в кронах деревьев ухала сова, и со стороны Ботанического сада раздавался ленивый лай разбуженной собаки.

К дому на Большой Владимирской тихо подъехал пароконный экипаж. Два человека выскочили из коляски и приблизились к парадной двери. Один из них вынул из кармана часы, и, глядя на светящийся фарфором циферблат, стал ждать. Через минуту послышались чьи-то шаги в парадном, скрипнули петли, и тяжелая дубовая дверь отворилась. В проеме мелькнуло еще одно лицо. Две темные фигуры, точно крысы, прошмыгнули внутрь. Извозчик тронул лошадей, но через двадцать саженей остановился.

Тихо проследовав на второй этаж, вся троица надела перчатки, облачилась в черные маски с прорезями для глаз и скучилась у квартиры № 1. Один из незнакомцев открыл холщовую сумку, и, вынув два «вертуна», [29]  Вертун ( жарг .) — небольшой коловорот. ( Прим. авт .) масленку и «змейку», [30]  Змейка ( жарг. ) — узкая тонкая пилка. ( Прим. авт .) раздал сообщникам. Работа закипела. Коловороты своими острыми сверлами стали тихо вонзаться в деревянную дверь. Вскоре появились четыре дырочки, две вверху и две внизу, одна под другой. В дело вступила «змейка». Запущенная в одно из отверстий, она довольно быстро выпилила квадратный проем по периметру. Кусок дерева аккуратно вынули и просунули руку. Затем провернули вставленный в замочную скважину ключ и сняли цепочку. Масленкой смазали петли и только тогда, вершок за вершком, тихо приоткрыли дверь. В квартире стояла тишина. Хозяева спали. До рассвета оставалось не более часа. Первый из вошедших вынул из-за пояса «наган». Двое других последовали его примеру.

Держа перед собой оружие и тихо ступая по полу, он сделал два шага и в нерешительности остановился, раздумывая в какую из первых трех комнат войти. И когда он повернулся к своим спутникам, указывая, кому какая дверь предназначается, снизу вспыхнули и прогремели выстрелы. Вошедшие — первый и второй — отлетев назад, замертво повалились на пол. Третий же, падая, успел выстрелить в потолок, но тотчас же получил еще одну пулю — точно в левый глаз.

Загорелся свет. В комнате запахло пороховой гарью. Стены, пол и входная дверь были забрызганы кровью.

Ардашев опустил «браунинг», шагнул к первому трупу и сорвал с него маску. Его ожидания оправдались: перед ним, неестественно подогнув ногу, лежал тот самый красавчик, сопровождавший покойную баронессу Красицкую, известный полиции как карточный шулер Григорий Арнольдович Непорецкий, по кличке Жоржик. Двух других статский советник никогда ранее не видел, но их лица явно свидетельствовали о немалом уголовном опыте.

— Господи! — вскрикнула выглянувшая в коридор хозяйка, прикрывая глаза ладонями и укутываясь в простыню.