Сергей Богачев - Проклятие Митридата

На этот раз Митридат приказал Диофанту не просто вернуться с победой, а полностью разгромить кочевников и навсегда избавить греческие поселения от варварских нашествий. Дело осложнялось тем, что в зимние месяцы ни одна триера не преодолевала море даже по самому короткому пути. Но Митридат решил рискнуть…

По прибытии к берегам Херсонеса отчаянные, потерявшие в шторме два корабля понтийцы тотчас же вступили в бой с малочисленными отрядами скифов, осадившими город со стороны моря. Когда оставшиеся в живых воины доложили Палаку о войске Диофанта, прибывшем на помощь осажденному городу, тот не поверил своим ушам.

— Этого не может быть, ведь море штормит уже целую неделю! — взревел он от бешенства. — Как они доплыли сюда на своих скорлупах? Волны должны были разнести их в клочья!

План царя был разрушен, ни о какой осаде Херсонеса больше не могло быть и речи.

Следующим утром понтийцы развернули свои боевые порядки и, сомкнув ряды, строем пошли в наступление. Этому они научились у римлян. Организованный строй всегда побеждал любого, даже превосходящего численностью противника.

Вот и теперь озверевшие кочевники под предводительством Палака волнами накатывали на неприятеля, испещряя щиты воинов стрелами.

Диофант умело руководил ходом сражения с холма, расположенного позади его войска. Монолитные ряды понтийцев медленно продвигалась вперед, оставляя после себя трупы врагов и их полегших коней. Палак метался от одного фланга к другому, пытаясь с разрозненными скифскими отрядами пробить ряды понтийцев, однако это ему не удавалось.

К исходу дня воины Диофанта наголову разбили врага, а сам Палак с несколькими своими охранниками попал в окружение. Израсходовав все имевшиеся стрелы, он сломал о колено лук и зарычал, как раненое животное.

— Расступитесь! — скомандовал Диофант и пошел сквозь кольцо оцепления навстречу Палаку.

Он остановился в шаге от скифского царя. При желании тот мог одним рывком оказаться рядом. Но Палак не сделал этого.

— Я — Диофант! Это мои воины победили тебя и в прошлый раз, и в этот, — произнес он. — Теперь вы долго не поднимите головы. Посмотри вокруг, варвар, твоего войска больше нет.

Палак не поднял глаз, и Диофант продолжил:

— Но ты, царь, показал себя храбрым воином. Я дарую тебе жизнь с одним условием: ты должен признать, что эти степи тебе больше не принадлежат. В обмен на твою жизнь и в доказательство того, что этот разговор состоялся, я заберу у тебя одну вещь.

С этими словами Диофант сорвал с груди скифского царя золотую пектораль — символ власти Палака.

Скифский царь рванулся было в его сторону, но телохранители понтийского полководца сомкнули перед ним копья.

— Отпустите его! — распорядился Диофант. — Он повержен и для своего народа никогда уже не будет царем. Ты можешь уйти, Палак.

И воины отпустили скифского царя, познавшего самое страшное в своей жизни унижение.

Разгромив скифов, Диофант оставил в Херсонесе небольшой гарнизон и, чтобы освободить от варваров все побережье от Ольвии до Феодосии, двинулся с основными силами на восток. Дойдя до Пантикапея, войско Митридата торжественно вошло в город.

Пектораль, как самый ценный трофей и символ победы над скифами, была отправлена в Синоп с первым же кораблем.

Словно небесная звезда в лунную ночь, лежала она на красной подушке из толстой парчи. Контраст золота и алой материи подчеркивал ее удивительную красоту, свидетельствовавшую о таланте мастера. Символ власти династии скифских царей был захвачен, и Митридат Евпатор, глядя на этот трофей, с упоением наслаждался своей победой.

«Берегись скифов!» — вспомнил он пророческие слова пифии. А может, вещунья ошиблась?

Он не знал, что отпущенный Диофантом Палак дошел до Неаполя Скифского и приказал своим жрецам наложить на пектораль такое проклятие, которое бы принесло смерть всякому, кто к ней прикоснется.

Энареи [7] Каста женоподобных жрецов в Скифии, которая считалась самой влиятельной. совещались несколько дней. Они перебирали ивовые прутья, заговаривая их по отдельности и вместе, но картина светлого будущего для народа не вырисовывалась.

Палак вернулся домой с немногочисленным отрядом, потерпев сокрушительное поражение, и — самое ужасное! — без пекторали.

Вид разгромленного войска, которое еще несколько месяцев назад представлялось несокрушимой, жаждущей крови силой, не внушал оптимизма горожанам. Неаполь Скифский был открыт для врага, и защитить его было некому.

Резиденцию Палака трудно было назвать дворцом. Однако на фоне остальных строений его каменный дом все же выделялся своими размерами и основательностью.

Три жреца, одетые в женские одеяния, стояли у входа.

— Палак, мы прибыли рассказать тебе правду.

Энареи были избранными. Энареи были странными. Энареев боялись.

Это только с виду они казались немощными и слабовольными.

Кожаные сапожки, как у женщин, маленький, как у женщин, размер ноги, ткани одежд негрубые, очень дорогостоящие, с набивным тисненым рисунком, а еще необычные манеры. Эти странные существа, появляясь в окрестностях полисов, вызывали искреннее удивление греков, многое повидавших на своем веку. Мужчины, переодетые в женщин, но не актеры.

Скифы и сами сторонились их. Говорили, что энареев сразила какая-то неведомая болезнь, оттого их внешность и поведение были не такими, как у других людей. Они всегда глядели прямо в глаза собеседнику, и далеко не все храбрые воины, которые не раз смотрели смерти в лицо, могли выдержать их взгляд.

Этот взгляд сверлил насквозь, выворачивал наизнанку, разрушал мысли, разрывал голову на части. Еще бы! Жрец не моргал до тех пор, пока человек сам не отводил глаз, жрец не отпускал на свободу до тех пор, пока не получал то, что ему было нужно. Он поселялся в душе, забирался через глазницы в голову и во что бы то ни стало узнавал чужие мысли. А вот что ощущал при этом сам жрец — наслаждение от завладения человеческим разумом или же, наоборот, ношу чужих переживаний, — не знал никто. Известно было лишь одно: энареи умеют предвидеть будущее. И это важно.

Царский род никогда не препятствовал ремеслу жрецов.

Скилур, отец Палака, говорил сыну: «Ты можешь сколько угодно считать себя повелителем своего царства и всего мира. В это поверят твои подданные и все завоеванные тобой народы, но этим ты себя обманешь. Ты не властен над временем, не знаешь будущего, а они знают. Их слово — закон. Жрецы еще никогда не ошибались. Они должны служить тебе».

— В чем же правда, скажите мне?..

Палак, который хорошо помнил наставления своего отца, больше всего сейчас боялся услышать правду. Он догадывался, какой она будет.