Макс Коллинз - Похищенный

– Я не думаю, что вы поладите с полковником Линдбергом, – наконец проговорил он с ледяной улыбкой на лице.

– Что ж, – сказал я, – в таком случае ведите меня к нему и мы посмотрим, так это или не так.

Он холодно кивнул, и мы пошли.

Наши шаги по полу из твердой древесины повторялись эхом. Я прошел за Шварцкопфом через холл мимо лестницы, ведущей на второй этаж, в большую гостиную, из которой раздавался лай собаки. Собаку я заметил не сразу, но комната оглашалась ее лаем – надоедливым тявканьем истеричной шавки. Слева от меня створчатая дверь вела на пустую террасу, на которой дежурил полицейский из Нью-Джерси в безупречной светло-синей куртке с оранжевым кантом. Несмотря на суету и сутолоку в доме и вокруг него, в этой комнате было пусто, если не считать лающей собаки, которая оказалась маленьким бело-коричневым жесткошерстным фокстерьером. Он лежал на подушке в углу зеленой софы. По обеим концам комнаты стояли незажженные камины, усиливающие впечатление холодности всего дома.

Эта холодность не ограничивалась только температурой: новизна всего, ощущаемая в смутном запахе краски и штукатурки, в отсутствии каких-либо деталей, напоминающих о жильцах (каминная плита была пустой), делала дом безликим и непривлекательным.

– Вэхгуш! – гавкнул Шварцкопф собаке в ответ, когда мы проходили мимо.

Я не понял, что он сказал, мне показалось, он выругался на немецком.

– Эта собачонка не перестает лаять с тех пор, как мы сюда приехали, – проговорил Шварцкопф с плохо скрытым раздражением.

– В ночь, когда произошло похищение, она лаяла?

Шварцкопф покачал головой.

– Помните, что Шерлок Холмс говорил о странном происшествии с собакой ночью?

Шварцкопф, нахмурившись, кивнул в сторону терьера:

– Эта чертова собачонка по ночам спит без задних ног.

– Но здесь все же произошло странное происшествие, – сказал я. – Вы полагаете, преступление совершено кем-то из своих?

Шварцкопф пожал плечами, но весь его вид сказал «да».

Сразу за гостиной на прислоненном к стене стуле с прямой спинкой сидел маленький смуглый человек в костюме-тройке в мелкую черно-серую полоску с кокетливо выглядывающим из нагрудного кармана белым шелковым платком.

– Здорово, полковник, – приветствовал он полковника, не вставая. Говорил он с явно нью-йоркским акцентом.

Полковник, которому этот парень, видимо, нравился еще меньше, чем я, только хрюкнул.

– Вы нас не представите? – спросил нахальный коротышка, кивнув в мою сторону. У него на коленях лежала малоформатная газета «Дэйли Вэйриэти».

– Нет, – сказал Шварцкопф, проходя мимо парня.

Я ткнул большим пальцем назад в сторону парня и хотел уже задать вопрос, однако Шварцкопф остановил меня:

– Потом, не время...

Он остановился перед большой белой дверью и постучался.

– Входите, – сказали внутри. Голос принадлежал молодому мужчине, и в нем чувствовалась усталость.

Линдберг, стройный, светловолосый, красивый, измученный на вид, без галстука и с расстегнутым воротником рубашки, стоял за большим темным дубовым столом, заваленным письмами и телефонограммами, разглаживал пиджак своего коричневого костюма и улыбался мне, протягивая руку, словно мы с ним были старыми друзьями. Напротив него сидел худощавый, аристократической внешности мужчина лет пятидесяти с поседевшими волосами и усами, в строгом сером костюме-тройке. Он тоже встал, когда я вошел, и я увидел, что ростом он ничуть не меньше Линдберга, у которого было шесть футов и три или четыре дюйма.

– Вы, должно быть, мистер Геллер, – сказал Линдберг, кивнул мужчине в черном и добавил: – А это мой адвокат, полковник Генри Брекинридж из Нью-Йорка.

Я протянул руку и ощутил, как и ожидал, крепкое рукопожатие Линдберга; Брекинридж тоже крепко пожал мне руку и улыбнулся сдержанно, деловито, но дружелюбно. У него было доброе с нежными чертами лицо, но серые с голубоватым отливом глаза под четким изгибом черных бровей свидетельствовали о сильном характере.

Линдберг указал на стул рядом с Брекинриджем, я сел, а Шварцкопф остался стоять по стойке «вольно». Улыбка исчезла с лица Линдберга.

– Извините за недоразумение. Уэйтли должен был привести вас прямо ко мне.

– Ничего страшного, полковник.

Он сел.

– И все же извините, если вам причинили некоторые неудобства. Бог свидетель, мы очень благодарны вам за присутствие здесь. Я знаю, Энн очень рада, что вы взялись за это дело. Ей известно о вашей успешной борьбе с похитителями ребенка в Чикаго.

– Э... благодарю вас. Я приехал, чтобы помочь, если смогу.

Адвокат Брекинридж заговорил густым мелодичным голосом, который, должно быть, хорошо служил ему в суде.

– Сегодня вечером должны приехать также агенты Айри и Уилсон из министерства финансов.

– Они толковые ребята, – сказал я.

– Мне звонил Элиот Несс, – сказал Линдберг. – Он очень положительно отозвался о вас, мистер Геллер. Мы надеемся, что вы сможете задержаться здесь до тех пор... э... пока Чарли не вернется домой к своей матери.

– Я тоже на это надеюсь.

– Я разговаривал с мэром Сермаком, – сказал Линдберг, – и он дал понять, что ваше управление назначит вас сюда на срок, который определю я.

– Э... это замечательно. – Хотя мне показалось странным, что меня назначают непосредственно в подчинение отца похищенного ребенка; почему не под начало Шварцкопфа? Впрочем, этого мне хотелось меньше всего.

Зазвонил телефон, и Линдберг взял трубку. Отвечал он односложно, и я не уловил сути разговора. Я начал обводить глазами обшитый панелями кабинет. Несколько стен были заставлены полками с книгами, но не обычными непрочитанными томами в кожаных переплетах, которые можно видеть в богатых домах, – романы и сборники стихов здесь соседствовали с научными фолиантами и книгами об авиации. Камин у противоположной к двери стене обдавал комнату приятным теплом; над каминной доской висела обрамленная аэронавигационная карта. Через простыню, которой было занавешено окно позади меня, пробивался свет. Из того, что я прочитал, я знал, что это окно расположено непосредственно под тем, через которое в дом проникли похитители. Прямо над нами должна была находиться детская.

В этой комнате ничто не напоминало о славе хозяина дома: не было точных копий его серебристого моноплана, не было медалей и призов. Если не считать прочитанных и перечитанных книг и нескольких семейных фотографий в рамках на его столе, среди которых одна изображала кудрявого и пухлого Чарльза Линдберга-младшего, – этот кабинет казался таким же нежилым, как и остальные комнаты дома.

Линдберг положил трубку и сдержанно улыбнулся.

– В Хартфорде задержали Реда Джонсона.